Екатерины Ивановны, урожденной Чернышевой. Помимо него в семье было еще четверо детей: два брата и две сестры. Старших сыновей родители поместили в Императорское училище правоведения, младшему Андрею была уготована дипломатическая карьера.

В 1850 году окончил 1-й Санкт-Петербургскую гимназию. Окончив в 1856 году полный курс наук в Императорском Александровском лицее, Андрей Николаевич был определен на службу в Азиатский департамент Министерства иностранных дел. В аттестате об окончании лицея отмечались отличное поведение и особые успехи А. Н. Карцова в изучении иностранных языков: русского, немецкого, французского, английского, латинского. Это, в немалой степени, поспособствовало быстрому продвижению по службе.

За неполные 15 лет Карцов прошел путь от титулярного советника до действительного статского советника.

Начав службу с должности канцелярского чиновника, потом помощника главного журналиста и помощника столоначальника, в 1858 году Андрей Николаевич был направлен в Сербию секретарем генерального консульства, где стал очевидцем низвержения князя Александра Карагеоргиевича. Через год, по возвращении в Россию, служил в Азиатском департаменте в должности младшего и старшего столоначальника.

Приказом № 33 по Министерству иностранных дел от 29 декабря 1862 года Карцов был назначен консулом в Иерусалим. Период службы А. Н. Карцова в Иерусалиме (1863–1866) в истории русского духовного и политического присутствия в Святой Земле ознаменован двумя событиями: завершением строительства «Русских построек» и окончательным решением вопроса о реставрации купола Храма Гроба Господня.

Купол Храма Гроба Господня, уничтоженный пожаром в 1808 году и заново восстановленный на средства Иерусалимской Патриархии, к середине XIX в. снова обветшал. Из переписки консула А. Н. Карцова с иерусалимским послом Н. П. Игнатьевым и директором Азиатского департамента П. Н. Стремоуховым за апрель 1865 — январь 1867 становится очевидным, что французское правительство и латинское духовенство являлись главными виновниками, не дававшими реальный ход делу о восстановлении купола. В частности, французы — в лице императрицы Евгении и консула де Баррера — вынашивали свой проект, согласно которому, старый купол должен был быть заменен новым, но не посредством реставрации, а сознательным разрушением старого и последующим возведением нового купола. Тем самым, по свидетельству Игнатьева, «падение Купола, сооруженного греками, уничтожило бы status quo, существующие права греков», и латинскому миру было бы легче справиться с российским правительством, «с турками и даже с греческим Патриархом».

Устав от «водотолчения» с куполом, в виде бесконечных переписок и переговоров, а также обеспокоенный состоянием здоровья своего отца, Карцов просит начальство о предоставлении хотя бы короткого отпуска с возможным последующим переводом на новое место службы. В начале декабря 1865 года Игнатьев ходатайствует перед Азиатским департаментом об отпуске Карцову и переводе его на остров Корфу, но, понимая, что «для переговоров щекотливых» присутствие консула «совершенно необходимо», не надеется на быстрый успех.

Через полгода директор департамента П. Н. Стремоухов напишет своему «доброму приятелю» Карцову: «Вполне понимаю, что пребывание в Иерусалиме сделалось для Вас более невыносимым, чем когда-либо, но что же делать? Ради Бога, возьмите терпение <…>. Князь [А. Б. Лобанов-Ростовский] решительно не хочет слышать о Вашем переводе, покуда Купольское дело не будет поставлено на твердую почву и не вступит на правильный путь. За место в Корфу можете быть вполне спокойны; я имею положительное согласие князя, и потому место это остается вакантным и Вас ожидает».

Была еще одна причина, по которой Андрей Николаевич желал оставить Иерусалим, — это обострившиеся отношения с начальниками Русской Духовной Миссии епископом Кириллом (Наумовым) и архимандритом Леонидом (Кавелиным), приведшие к отзыву последних и назначению новым начальником Миссии архимандрита Антонина (Капустина).

15 января, в присутствии представителей армянской, латинской, греческой и коптской конфессий, а также секретарей российского и французского консульств, драгомана паши была составлена опись (в 3-х экземплярах) всего имущества, находящегося во внутренней части Храма Гроба Господня. Это, в частности, иконы, лампады, подвешенные вдоль 18 столпов ротонды, и большие канделябры, расположенные с двух сторон от входа. В тот же день все храмовые украшения были сняты и переданы их владельцам. В письме послу от 5/17 января 1867 года Андрей Николаевич сообщал о торжественном открытии начала работ внутри ротонды в присутствии официальных властей и духовенства.

С началом работ по восстановлению купола Андрей Николаевич наконец мог оставить свой пост в Иерусалиме и переехать на Ионические острова, где его ждали лучший климат, устройство личной жизни и новые знакомства. По всей видимости, в 1870 году на острове Корфу Андрей Николаевич познакомился с К. Н. Леонтьевым (русский врач, дипломат; мыслитель религиозно-консервативного направления; философ, писатель, публицист, литературный критик, социолог), тогдашним секретарем и драгоманом в Янине, проходившим курс лечения на острове. К. Н. Леонтьев впоследствии тепло отзывался об А. Н. Карцове, вспоминая их «корфиотские беседы». После Греции свою дипломатическую карьеру Андрей Николаевич продолжил сначала в Белграде, потом в Неаполе и завершил в Париже, где служил Генеральным консулом четверть века (1880–1906).

За долгую дипломатическую службу А. Н. Карцов был награжден десятью российскими и иностранными орденами, в том числе французским орденом Почетного Легиона командорского и Большого офицерского креста.

Современники отмечали в Карцове ум и деловитость, веселый нрав и остроумие, хлебосольство. П. Н. Стремоухов высоко ценил донесения Карцова, Б. П. Мансуров особенно отмечал «замечательную бережливость и редкое благоразумие» в ведении хозяйственных дел консульства. Для Н. П. Игнатьева было важно умение Карцова ладить с иностранными коллегами.

Сам консул свою гражданскую позицию определял, как честное служение Родине. По словам племянника, Андрей Николаевич, не состоя ни в одной политической партии, своими действиями старался «высоко держать знамя России».

Были и другие суждения о Карцове, в том числе, лиц духовного звания — очевидцев его консульской службы в Иерусалиме. Так, для архимандрита Леонида (Кавелина) Карцов всего лишь «чиновник-нигилист, без всякой веры и нравственности», человек «без прямоты и великодушия», интриган, распутник, доносчик. А для других — «возлюбленный по духу сын» (Патриарх Кирилл); умный и деятельный консул, ласковый, почтительный, внимательный, заботящийся о спокойствии, «довольстве и безопасности бывающих и проживающих в Иерусалиме русских, и более всего о мире» (архимандрит Антонин (Капустин)).

Надо сказать, что с новым, с 1865 года, начальником Духовной миссии архимандритом Антонином у Карцова сложились хорошие отношения. Более того, в письме к Н. П. Игнатьеву Карцов признавался, что так убежден в беспристрастности архимандрита Антонина, что заранее объявляет себя виновным во всем, в чем только тот признает справедливым обвинить его.

Что же касается современных исследователей истории Русской Палестины (Р. Б. Бутовой, Н. Н. Лисового), то они, отмечая несомненные успехи блистательного и замечательного дипломата Карцова, анализируют, в