Прежде чем они вышли из кафе, Искендер извинился и отправился в туалет. На лестнице он едва не столкнулся с каким-то молодым человеком, тощим, бритоголовым и прыщеватым. Молодой человек, который работал продавцом в расположенной по соседству кондитерской, проводил Искендера взглядом, и в глазах его что-то вспыхнуло.

В туалете у писсуара стоял чернокожий парень. Насвистывая какой-то жизнерадостный мотив, Искендер вошел в кабинку, закрыл за собой дверь и замер, пораженный тем, что увидел. На дверях была изображена огромная свастика, а рядом с ней расистские лозунги и угрозы. И под всем этим подпись: «Белая сила». Некоторые слова были нацарапаны каким-то металлическим предметом, другие небрежно выведены краской из баллончика. Искендер прикоснулся к краске. Еще свежая. Сделано совсем недавно.

Он быстро вышел из кабинки и кивнул чернокожему парню, который теперь мыл руки. Судя по его испуганному виду, он тоже заметил художества на дверях. Возвращаясь к Кэти, Искендер горько жалел, что не вошел в туалет на несколько минут раньше. Тогда он наверняка застал бы неизвестного расиста за работой и показал ему, где раки зимуют.

Они отправились гулять, долго бродили без цели, проходя мимо овощных магазинов, булочных и аптек, в витринах которых начали зажигаться огни. Хотя день был пасмурный и небо скрывала пелена туч, по улицам сновали толпы прохожих, спешивших по своим делам.

Они зашли в парк Виктории, постояли у пруда, посмотрели на лебедей, потом прогулялись по лужайке. Приятно было ощущать под ногами траву, упругую и свежую. Искендер обнял Кэти за талию, привлек к себе и поцеловал. Ей нравился его запах, вкус его губ. Ей нравилось, что он не пытался просунуть руки ей под свитер и потискать груди, как это делали другие мальчишки. Она слышала, что в голосе его звенит желание. Желание плескалось в его глазах и бушевало в душе.

Держась за руки, они сели на скамейку и принялись наблюдать за гуляющими. О каждом, кто проходил мимо, они тихонько отпускали какое-нибудь насмешливое замечание. Чокнутый. Тощая селедка. Старый хрен. Несколько человек улыбнулись им, радуясь тому, что видят влюбленную молодую пару. Другие предпочитали отвести глаза.

– А как тебе этот тип? – спросила Кэти. – Похож на пидора, правда?

Проследив за ее взглядом, Искендер увидел худощавого темноволосого молодого человека, который приближался к ним по дорожке. Спина Искендера моментально напряглась, рука, обнимавшая Кэти, упала.

– Что с тобой? Ты его знаешь?

Искендер, не говоря ни слова, повернулся к дорожке спиной и поднял воротник куртки. Молодой человек, которого все звали Оратор, прошел мимо, даже не удостоив их взглядом.

– Что случилось? Ты не хочешь с ним встречаться? – настаивала Кэти.

– Все это ерунда. Но лучше бы он не видел нас вместе.

Кэти была до крайности заинтригована, но вытянуть из Искендера больше того, что он хотел сказать, ей не удалось. Ей пришлось смириться с тем, что он становится нем как рыба, когда речь заходит о его семье и детских годах. Некоторые стороны его характера оставались для нее загадкой. Она решила, что в глубине души он добрый, хотя и легко выходит из себя. На следующем свидании он наверняка будет с ней нежнее. В этом она не сомневалась. Как и в том, что следующее свидание состоится.

В просторной, залитой ярким светом кухне суетилось множество поваров и их помощников. Элайас, владелец и шеф-повар ресторана «Клео», стоял у огромной плиты, на которой шипели и булькали несколько сковородок и кастрюль. Он медленно помешивал грибной соус. Тот был почти готов, но еще не доведен до совершенства. Для того чтобы сделать его кулинарным шедевром, требовалось добавить щепотку тертого мускатного ореха. Ровно за минуту до того, как соус будет снят с плиты. Это был маленький секрет Элайаса. А сегодня все блюда следовало превращать в кулинарные шедевры. Ведь сегодня сочельник.

Православный христианин по рождению, агностик по убеждению, Элайас тем не менее любил рождественскую атмосферу: нарядные витрины, семейные сборища, подарки, но особенно предчувствие чудес. В детстве его любимым святым был Андрей Критский – не потому, что он превосходил прочих святых благочестием и добродетелями, но потому, что он сам был ходячим чудом. Немой от рождения, святой Андрей в семь лет неожиданно заговорил и начал изрекать истины, казалось бы, непостижимые для ребенка его возраста. Маленький Элайас обожал эту историю и с особым удовольствием представлял, как поражены были взрослые, когда немой мальчик произнес первые слова. Радовал его также тот факт, что святой вошел в историю как пламенный проповедник и сочинитель церковных гимнов и канонов. Если тот, кто от рождения был обречен молчать, смог достичь всего этого, значит жизнь не такая уж безнадежная штука, какой иногда кажется.

Бросив в кастрюлю мускатный орех, Элайас выключил огонь. К плите подскочил его помощник и осторожно вылил соус в фарфоровый сосуд, где ему предстояло остывать до того момента, когда его подадут на стол вместе с пятьюдесятью пятью порциями говяжьего филе.

Прежде чем приступить к приготовлению следующего блюда – грушевого пирога с пряностями и кленовым сиропом, – Элайас поглядел на часы. Он никогда не использовал в кухне металлическую утварь. Это был еще один его секрет. Все должно быть из дерева. Металл лишен жизни: он слишком холодный и гладкий. А дерево шероховатое, неровное, зато живое.

До Рождества оставалось всего семь часов. А до прихода нового, 1978 года всего несколько дней. Элайас не связывал с наступающим годом больших ожиданий. Точнее, он ждал одного: что новый год не будет таким ужасным, как уходящий.

Пожалуй, этот год был самым тяжелым из всех пятидесяти лет его жизни. В начале года карьера Элайаса шла на подъем, у него была красивая жена и просторный дом в Ислингтоне. Семь месяцев спустя он, одинокий, лишенный будущего, оказался в крошечной квартирке. Кроме нескольких близких друзей, он ни с кем не общался – никак не мог оправиться от удара, который нанес ему развод, и сравнивал сам себя с заводным поездом, у которого сели батарейки именно в тот момент, когда он взбирается на холм. Такой поезд неминуемо сходит с рельсов, и ничего тут не поделаешь. Развод, во время которого оба супруга проявили самые неприглядные стороны своего характера, забрал всю его энергию. Обсуждая финансовые вопросы, Элайас разговаривал на повышенных тонах и с удивлением замечал, что не узнает самого себя. В конце концов он счел за благо отказаться от всего – от жены, от дома, от воспоминаний.

Он любил свою жену и в глубине души до сих пор не переставал любить ее. Именно Аннабел с ее изящной фигуркой, узкими плечами, бледной кожей, безупречным британским произношением и оригинальными идеями стала единственной причиной, побудившей его перебраться в эту страну. Аннабел была большей англичанкой, чем сама королева, и не желала перерезать пуповину, связывающую ее с родителями, живущими в Глостершире. К тому же она была основательницей первого в Англии юридического центра, отстаивающего права женщин. Профессия Элайаса позволяла ему работать в любой точке земного шара, поэтому казалось вполне естественным, что после короткого медового месяца, проведенного на Ибице, молодожены обоснуются в Лондоне.