– Понимаю, – задумчиво проговорил Стоунер. После паузы он продолжил: – Хорошо, что ты мне не сказал. Это вряд ли изменило бы что-нибудь всерьез, но могло затемнить суть дела.

– Черт возьми, Билл, да пойми ты, мне плевать на Уокера, на Ломакса, на… но ты мой старинный друг. Послушай. Я думаю, правда здесь на твоей стороне. Черт, я знаю, что она на твоей стороне. Но давай посмотрим практически. Ломакс принимает это очень близко к сердцу, и он не отступится. И если дойдет до драки, это будет не подарок. Ты не хуже меня знаешь, что Ломакс – мстительный человек. Уволить тебя он не сможет, но он до хрена всего сможет помимо этого. И в какой-то мере мне придется с ним соглашаться. – Он еще раз горько усмехнулся. – Мне в изрядной мере, черт бы его подрал, придется с ним соглашаться. Если декан начинает отменять решения заведующего кафедрой, ему надо убрать этого заведующего с должности.

Если Ломакс выйдет за рамки приличий, я могу снять его с поста заведующего; по крайней мере могу попытаться. Возможно, у меня получится, возможно, нет. Но даже если получится, будет драка, которая расколет кафедру, а может быть, и весь колледж. А мне, черт побери… – Финчу вдруг стало неловко; он пробормотал: – Мне, черт побери, надо думать о колледже. – Он посмотрел Стоунеру в глаза. – Понимаешь, что я хочу сказать?

На Стоунера нахлынула теплая волна чувства, волна уважения и любви к старому другу.

– Конечно понимаю, Гордон. Еще бы я не понимал.

– Хорошо, – сказал Финч. – И еще одно. Каким-то образом Ломакс взял нашего президента на поводок и водит его как собачку. Так что все может еще хуже обернуться, чем ты думаешь. Послушай, вполне достаточно будет, если ты скажешь, что передумал. Можешь даже взвалить все на меня: говори, что я тебя заставил.

– Гордон, вопрос не в том, сохраню я лицо или нет.

– Я знаю, – согласился Финч. – Я не то сказал. Но посмотри таким образом: разве Уокер настолько важен? Понимаю, это дело принципа; но есть и другой принцип, о нем тоже не надо забывать.

– Дело не в принципе, – возразил Стоунер. – Дело в Уокере. Допустить его до преподавания, позволить творить в аудитории, что ему вздумается, – это будет катастрофа.

– Самое гадство в том, – устало проговорил Финч, – что если у него не выйдет здесь, он может отправиться куда-нибудь еще и там получить степень; он даже и здесь, возможно, ее получит, несмотря ни на что. Ты можешь и проиграть этот бой, что бы ты ни делал. Мы не в состоянии оградить университет от уокеров.

– Может, и не в состоянии, – сказал Стоунер. – Но стараться все же стоит.

Помолчав, Финч вздохнул:

– Ладно. Нет смысла заставлять Ломакса ждать еще дольше. Пора наконец с этим разделаться.

Он встал из-за стола и двинулся было к двери, которая вела в маленькую приемную, примыкавшую к кабинету. Но Стоунер остановил его, положив ладонь ему на руку.

– Гордон, помнишь, что нам сказал однажды Дэйв Мастерс?

Финч удивленно поднял брови:

– При чем тут Дэйв Мастерс?

Стоунер повернул голову к окну, стараясь вспомнить поточнее.

– Мы сидели втроем, и он сказал… примерно вот что: университет – приют, убежище от внешнего мира для обездоленных, для увечных. Но он не имел в виду таких, как Уокер. Уокера он счел бы… счел бы порождением внешнего мира. Нельзя впускать его сюда. Если впустим, сами станем подобны миру, ста нем такими же фальшивыми, такими же… Единственная надежда – оградить себя.

Финч смотрел на него несколько секунд. Потом улыбнулся.

– Сукин ты сын! – сказал он приподнятым то ном. – Ладно, пора пригласить Ломакса.

Он открыл дверь, жестом позвал Ломакса, и тот вошел в кабинет.

Он вошел такой чопорной, такой официальной походкой, что небольшая хромота на правую ногу была едва заметна; на тонком красивом лице застыло холодное выражение, и голову он держал высоко, так что волнистые, довольно длинные волосы почти касались горба, выступавшего на спине под левым плечом. Не взглянув ни на одного из двоих, он пододвинул себе стул напротив стола Финча и сел так прямо, как только мог, взирая в промежуток между Финчем и Стоунером. Потом чуть-чуть повернул голову в сторону Финча.

– Я попросил о встрече втроем по простой причине, – сказал он. – Я хотел бы знать, пересмотрел ли профессор Стоунер свое вчерашнее ложное суждение.

– Мы с мистером Стоунером только что обсудили вопрос, – отозвался Финч. – И разрешить его, увы, не смогли.

Ломакс повернулся к Стоунеру и уставился на него; его светло-голубые глаза были тусклыми, словно подернутыми пленкой.

– Что ж, тогда мне придется выступить с довольно серьезными обвинениями.

– Обвинениями? – Голос Финча был удивленным и слегка рассерженным. – Вы никогда не упоминали о…

– Сожалею, – сказал Ломакс, – но это необходимо. – Он обратился к Стоунеру: – Вы впервые говорили с Чарльзом Уокером, когда он попросился к вам в аспирантский семинар. Это так?

– Так, – подтвердил Стоунер.

– Вы приняли его нехотя, если я не ошибаюсь?

– Да, – сказал Стоунер. – К тому времени уже за писалось двенадцать человек.

Ломакс бросил взгляд на бумажки у себя в правой руке.

– Но когда аспирант сказал вам, что ему непременно надо участвовать, вы нехотя приняли его, заметив при этом, что его участие практически погубит семинар. Это так?

– Не совсем. Насколько помню, я сказал, что если добавится еще один человек, то…

Ломакс махнул рукой:

– Это не имеет значения. Я просто хочу увидеть фон. Далее, во время этого разговора вы поставили под вопрос его способность выполнить требования семинара. Это правда?

– Холли, – устало спросил Гордон Финч, – куда вы клоните? Ради чего…

– Прошу вас, дайте мне кончить, – перебил его Ломакс. – Я сказал, что собираюсь выдвинуть обвинения. Вы должны позволить мне их изложить. Итак, не поставили ли вы под вопрос его компетентность?

– Да, я задал ему несколько вопросов, – спокойно ответил Стоунер, – чтобы увидеть, сможет ли он работать на семинаре.

– И увидели, что сможет?

– Кажется, я не вполне был в этом уверен, – сказал Стоунер. – Мне трудно сейчас вспомнить.

Ломакс повернулся к Финчу.

– Таким образом, мы установили, первое, что профессор Стоунер взял Уокера к себе в семинар неохотно; второе, что он пытался воздействовать на Уокера, угрожая, что его участие погубит семинар; третье, что он как минимум сомневался в способности Уокера выполнить необходимую работу; и, четвертое, что, несмотря на эти сомнения и на свои весьма недобрые чувства, он позволил ему участвовать в семинаре. Финч с безнадежным видом покачал головой:

– Холли, все это бессмысленно.