Марина встань! Ты что? Встань немедленно! Да как так! Марина, перестань. Сейчас же!

— Я тебя умоляю, давай не поедем. — Мама говорит уже чуть громче. Мне кажется она вот-вот расплачется.

— Да встань же! Ну право слово! Ты напугаешь Алешу, если он вернётся. Прекрати.

Снова какая-то возня. Может, они балуются? Борются, например. Очень похоже на то. Только не могу понять, что у мамы с голосом. Ей точно не весело.

— Я не могу! Понимаешь? Это мой долг. Я не свободен в своих поступках. — Папа будто в отчаянии. — Я обязан. Меня вызвали! Может, и ничего страшного. Может, я просто накручиваю себя. Просто… В ноябре Льва и Григория исключили из партии. И совсем недавно еще семьдесят пять человек! Что-то там происходит.

— Не что-то. Не что-то! — Выкрикивает мама. — Ваш ненаглядный Коба тянет одеяло на себя! Убирает тех, кто ему мешает! Владимир Ильич всегда знал, что нельзя ему позволять сосредотачивать власть в своих руках! Ты ведь знаешь, мои дальние родственники оказались среди тех, кто после убийства Войкова попал под жесткую руку его мести. А если и это разворошат?

— Марина, прекрати! — Папа злится. Его голос меняется. — Мы не вправе осуждать или вешать ярлыки! В любом случае я поеду. Ты пойми, если мы останемся здесь, тогда нас точно… Ты понимаешь о чем я.

— Давай уедем. Куда угодно. Подальше от Берлина и Советского Союза!

— Нас все равно найдут. Но если что… Павел в любом случае узнает. Он не бросит Алешу, я уверен. Разыщет его. И вот тогда наш сын… В общем, это шанс для него. Павел все поймёт. Он защитит Алешу.

— Но…

— Марина. — Папа снова перебивает маму. — Поверь, я знаю, что делаю. Когда мы с Алексеем летом были в банке, я не знал, что все повернется именно так. Доверил ему шифр исключительно исходя из интуиции. И тех событий, которые происходили дома, в Советском Союзе. Но теперь выходит, это было правильное решение.

— Неужели ты ставишь свою служба выше семьи? — Тихо спрашивает мама. Она уже успокоилась. Ее голос больше не дрожит.

— Выше семьи я не ставлю никого и ничего. Но есть еще Родина, Марина. И предать ее я не могу…

Внезапно в глазах у меня начинает темнеть. Я словно проваливаюсь в вязкую, густую массу черного цвета. И откуда-то издалека слышится папин голос.

— Плохое начало не к доброму концу… Запомни, Алеша. Плохое начало не к доброму концу…

А потом в моей голове словно что-то взрывается.

— Твою мать!

Я резко открыл глаза, уставившись в потолок. Давненько не было снов, давненько…Да еще именно таких. Снов глазами деда и его же восприятием… В последнее время я словно сам был участником всех событий. Именно я. А сейчас… Снова дедуля. К чему бы, интересно…

Я приподнялся на локтях, посмотрел на своих соседей по комнате. Оба они сопели с таким вдохновением, что заподозрить их в притворстве было сложно. Значит, в этот раз вслух я не говорил. К счастью… Или просто получекисты спят слишком крепко. Совесть, наверное, ни за что не мучает.

Я снова откинулся на подушку, пытаясь привести в порядок и мысли, и пульс. Он у меня фигачил со страшной силой. Пульс имею в виду.

Похоже, сегодняшний разговор с Клячиным дал свои плоды, раз мне приснился этот момент из прошлого. Получается, дед и правда видел фотографию Судоплатова… Витцке, значит, только своему бывшему сослуживцу доверял. Правда, не совсем понимаю, почему? Сейчас этот товарищ — преданный человек Сталина. По крайней мере вроде бы такая версия будет в будущем.

Шифр… Судя по всему, завитушки и чёрточки, которые вспомнил маленький Алеша — это тот самый шифр. Самое хреновое, опять информация вываливается какими-то дурацкими обгрызанными кусками. Будто слова, выдранные из контекста. Потому что разговор родителей деда мне приснился, конечно. Спасибо. Хотя бы еще одна крохотная песчинка упала в копилочку. Но рисунок⁈ Рисунок, блин! Нельзя было и его показать⁈

Теперь я точно знаю, что Витцке использовал сына в качестве хранилища шифра. Молодец, конечно, прадедушка…Родитель года. Взял и сыну вручил государственную тайну. Я так понял, там компромат охренительного масштаба.

Кстати… А Клячин мне ведь не ответил. В смысле, не ответил на вопрос, когда я поинтересовался, чего он не договаривает. Николай Николаевич как-то быстренько свернул разговор. Предлог такой назвал, мол, вот-вот собрание закончится и лучше, чтоб нас не видели. А еще лучше, чтоб я не встретился с Судоплатовым. Типа, тот сразу узнает меня, потому что я — копия отца. Бекетов увидит нашу встречу и… Что «и» я так и не врубился. На этом моменте как раз Клячин рванул к Большиму дому, а я отправился на поиски Подкидыша с Бернесом.

Ну… Не знаю. Все равно странная какая-то карусель получается. И у меня чёткое ощущение, будто Клячин… Нет, не врет. Про Бекетова он все ро́вно говорит. Думаю, так и было. Но есть интуитивное понимание, что-то Николай Николаевич утаивает…

Правда, теперь, и без его рассказов я знаю, Витцке как раз предполагал, в Советский Союз его вызвали не просто так. Опасался именно ареста. Даже, наверное, был уверен.

— Черт! — Получилось хоть и шепотом, но достаточно громко.

Просто я вспомнил кое-что. Мой «друг» Заяц, который всячески пытался мне испортить жизнь… Хотя, ладно. О мёртвых либо хорошо, либо никак… В общем, Заяц рассказывал, что после «гибели» Алеши Витцке в коммуне, туда явились чекисты. Перетрясли все и всех. Даже забрали этого учителя, который устроил несчастный случай по приказу Бекетова. Та-а-ак…Стоп!

Я резко принял сидячее положение, бестолково таращась в темноту. Учитель знал, кто «заказал» ему пацанов, чтоб один утонул, а второй — типа утонул. Учителя забрали чекисты. А как эти товарищи умеют разговаривать, я представляю. Они бывают очень убедительными. Неужели педагог-убивец не раскололся?

Я не успел додумать мысль. Дверь очень тихо скрипнула и в щель пролезла башка Подкидыша.

— Реутов… — Тихо позвал он. — П-с-с

Я махнул ему рукой, привлекая внимание. Видимо из коридора, где горел тусклый свет, меня в темноте было не видно.

— Чего ты? — Говорил так же, как и Ванька, шепотом.

— Иди сюда. Потолковать надо про твой рассказ сегодняшний. — Заявил Подкидыш.

Глава 16

Я вдруг оказываюсь никому не нужен

— Итак…– Шипко обвел всех присутствующих мрачным