Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Различия в реакциях на вазопрессин, похоже, происходят из-за разницы в расположении рецепторов Vla, которое специфично у каждого вида. Как ни удивительно, ученые с легкостью могут снабдить такой же, как у степных полевок, системой рапространения вазопрессина любую мышь. Для этого требуют мышиный эмбрион и ген, содержащий инструкции по созданию нужной (как у степной полевки) схемы расположения рецепторов. Соедините эти два компонента — и вы получите мышь с геном степной полевки, при этом у взрослой особи рецепторы вазопрессина Vla будут расположены так же, как у полевки. А теперь сделайте этой мыши инъекцию вазопрессина — и она будет вести себя так же, как влюбленная степная полевка.
Все эти результаты дают нам самые общие представления о механизме возникновения моногамии. Возможно, полная история окажется еще более сложной. Более того, поскольку моногамия независимо развивалась у различных видов, у каждого из них мог быть задействован для этого свой собственный механизм. И все же, если выяснится, что секс меняет гормональный баланс у представителей других моногамных видов, это объяснит нам, почему многие из них — от индийских гребенчатых дикобразов до североамериканских тараканов Cryptocerc punctulatus — регулярно занимаются сексом во время, неподходящее для репродукции. (Не правда ли, странно, что гребенчатые дикобразы занимаются сексом чаще, чем это необходимо для размножения? Ведь колется, наверное!) Так или иначе следует помнить, что понимание генетических механизмов моногамии и понимание того, почему тот или иной вид в результате эволюции стал моногамным, — это две разные вещи.
Что все это значит для людей, и имеет ли к ним отношение. На данный момент огенетической основе человеческой моногамии не известно практически ничего, однако я позволю себе сделать несколько предположений.
Как вид человечество нельзя считать исключительно моногамным. Тому свидетельства — уровень разводов и многочисленные интрижки женатых и замужних особ. Бывает, что у разнояйцовых близнецов оказываются разные отцы (правда, неизвестно, насколько часто подобное случается: обычно правда не выплывает наружу, если только отцы не принадлежат к различным этническим группам). Однако человека нельзя назвать и чересчур неразборчивым в половых связях. Некоторые представители человечества всю жизнь остаются верными одному партнеру, у других партнеры насчитываются тысячами — по крайней мере они так утверждают. В целом же по некоторым признакам человек тяготеет скорее к моногамии. Первый из таких признаков — физические различия между мужчинами и женщинами. У моногамных видов самцы и самки примерно равны по размерам, тогда как у видов, где небольшое число крупных самцов властвует над своими гаремами, мужские особи бывают значительно крупнее женских. Вспомним южного морского слона, у которых взрослые самцы вдвое длиннее самок и зачастую почти в десять раз тяжелее их. У горилл самцы примерно вдвое тяжелее самок. А вот представители сильной половины человечества лишь немногим крупнее женщин, хотя случается и обратное: некоторые дамы могут быть крупнее кое-кого из мужчин.
Идем далее. Посмотрим на физические различия между людьми и самцами человекообразных обезьян. Как вы знаете, размер тестикул напрямую связан с риском конкуренции спермы. У самцов, не подверженных такому риску — либо потому, что они успешно защищают свои гаремы, либо потому что они живут с верными женами, — яички, как правило, имеют довольно скромные размеры относительно общих пропорций тела. У самцов гориллы, не участвующих в конкуренции спермы, яички довольно малы. У самцов шимпанзе, для которых риск подобной конкуренции высок, тестикулы, напротив, гигантского размера. У мужской половины человечества яички среднего размера, что означает низкий или средний риск конкуренции спермы. Это явление в совокупности с относительно небольшой разницей в размерах между мужчинами и женщинами характерно преимущественно для моногамных видов.
А каков уровень супружеской неверности по данным генетических тестов по установлению отцовства? По слухам, среди людей он чрезвычайно высок — более 30 %. Однако на самом деле этому вопросу посвящено удивительно мало исследований: тщательно изучив научную литературу, я смогла обнаружить информацию лишь о нескольких. Большинство из них указывают на низкий риск неверности — менее 3 %. Наиболее высокая из обнаруженных мною оценок — 11,8 %. Однако к подобным исследованиям на человеческом материале следует относиться с большей осторожностью нежели к тем, что проводились на других видах: контрацепция и аборты позволяют женщинам не рисковать появлением на свет ребенка от внебрачной связи. В прошлом таких возможностей не существовало, при этом мы можем весьма остроумным способом оценить уровень неверности в истории. К примеру, в Англии дети обычно получали фамилию отца. Помимо фамилии, мальчики получают от папы еще кое-что: Y-хромосому. Таким образом если все мужчины, носящие одну фамилию, являются прямыми потомками общего отца, генетический маркер Y-хромосомы у них должен совпадать. При отсутствии супружеских измен (и усыновленных детей) фамилия должна совпадать с Y-хромосом. В одном из исследований были проанализированы Y-хромосомы мужчин по фамилии Сайке — именно эта фамилия первой появилась в письменных хрониках около 700 лет назад. Как выяснилось почти у всех Сайксов, принявших участие в исследовании, маркер Y-хромосомы действительно общий, а значит, они, вероятно произошли от общего дальнего предка. Уровень неверности женщин, на которых женились Сайксы (а также число усыновленных сыновей), за 700 лет составил 1,3 %. Однако, быть может, Сайксы исключение. Было бы здорово провести подобные исследования на обладателях других фамилий.
Предположив, что человечество как вид можно считать в целом моногамным, мы должны ответить на два вопроса. Во-первых, какие эволюционные силы сделали человечество моногамным? На этот вопрос возможно несколько ответов, один из которых — давление культурной среды. Однако, помимо очевидного вывода, что моногамные представители человечества должны были оказаться более успешными в деле размножения, мы тут мало что можем сказать. Во-вторых, отличаются ли люди друг от друга — подобно плодовым мушкам и сверчкам — уровнем генетической предрасположенности к моногамии? Или сформулируем это иначе, вне связи с социумом: всем ли людям одинаково легко следовать супружеским клятвам или одним это дается легче, чем другим? Очень соблазнительно представить, что, узнав больше о генетическом базисе человеческого поведения, мы выясним, что у разных представителей человечества склонность к моногамии выражена в разной степени, и даже более того — что эта склонность связана с некоторыми другими чертами личности, как у калифорнийской поющей рыбы или жука-навозника. Возможно, мы узнаем, к примеру, что мужчины, имеющие крупные тестикулы (приспособленные к высокому риску конкуренции спермы), склонны заводить интрижки с чужими женами и с трудом строят постоянные отношения, а мужчины с маленькими яичками (приспособленными к низкому уровню конкуренции спермы), напротив, склонны к супружеской верности и ревности и после секса очень нежны с партнершами. Однако на сегодняшний день это всего лишь гипотеза.
Для большинства парней и девушек обручальное кольцо оказывается обманкой: ведь истинная любовь, явление редкое и ценное, — это результат пересечения удивительных сил природы.