Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это рождаются мои дети, а муки — во их же благо, — с гордостью сообщила колдунья. Радуясь моему недоумению, смешанному со страхом, сказала. — Любые роды сопровождаются болью. Тебе, как мужчине, этого не понять, но я это хорошо помню, потому что, пусть и очень давно, когда я сама была женщиной, я тоже рожала, многократно испытывая муки, любя своих новорожденных детей и ненавидя их за причиненную мне боль. Так пусть же мои новые дети, появляясь на свет, сами почувствуют боль, что испытывала их мать, зато познают и счастье. Боль и счастье неразделимы, как любовь и ненависть. Людей и волков во все времена связывала взаимная ненависть, а это чувство гораздо сильнее других, потому что из него вырастает любовь. Ненависть человека и волка, сплетенная вместе, усиленная моими заклинаниями и болью, порождает новое существо, гораздо более сильное, чем человек, и гораздо умнее и хитрее волка. Если ты пройдешь дальше, то увидишь, как ненависть полностью вышла из этих слабых существ, став любовью, соединив вместе их души, а потом и тела в единое целое.
Первый шок прошел, и я уже более спокойно начал воспринимать стоны несчастных созданий, волею Фрионы превращающихся в оборотней. Значит, теперь наступило время иных вопросов — так сказать, более практичных. Тех, которые меня волновали с того момента, когда гномы сообщили об ограблении обозов.
— А почему серебро, а не другой металл?
— Без серебра мое заклятие не подействует, — пояснила Фриона. — У меня было много времени это выяснить и проверить — почти тысяча лет. — Ведьма сделала паузу, потом топнула ногой. — Да, прошло тысяча лет после того, какмогущественные маги победили меня и бросили в этой пещере, сочтя мертвой. Но я выжила, за сто лет собрала силы не по крошкам даже, а по крупицам. Вначале я мечтала отомстить, но потом в мое сердце вошла любовь. Маги, что убивали меня, они просто люди — слабые, ни на что не годившиеся, кроме как на убийство одной женщины. Зачем таким жить? Но пусть вместо слабых людей появятся совершенные создания. И я решила, что самое лучшее — соединить несоединимое. А человек и волк — самые могущественные существа.
— А медведь или лев не подойдут? — перебил я хозяйку. — Медведь — это хозяин леса, а лев — король зверей.
— Медведей слишком мало, чтобы от них был какой-то толк. А что такое лев?
— Лев — это кошка, только с гривой и очень большая.
— Кошка не подойдет, — отмахнулась колдунья. — Эти зверьки слишком своевольны, как и иные волшебные существа, они ненавидят моих детей. Всех кошек нужно убить.
Ну да, ну да. Я же и сам подозревал, что в котах есть нечто волшебное, да и брауни намекал, а теперь исчезли последние сомнения. И кошки умеют распознавать оборотней.
— Значит, ты решила остановиться на волках и людях? — спросил я, окончательно переходя на ты, но колдунья восприняла это как должное. Похоже, ей давно хотелось выговориться. Понимаю. Сидит тут среди оборотней, даже успехами похвастаться некому.
— Что может быть прекраснее соединения человека и волка? — воскликнула Фриона — Что может быть совершеннее создания, способного по своему желанию становиться как волком, так и человеком? Я долго думала, долго искала и подбирала заклинания. Наконец поняла, что заклинания следует усилить металлом. Я пробовала и олово, и свинец, но они мне не подошли.
— Значит, серебро используется для магии, — хмыкнул я.
— А ты решил, что великой Фрионе серебро нужно для того же, для чего оно нужно всем правителям? Нет, снег земли нужен мне не для обогащения, а для великого дела.
— Но серебро… — замялся я, не зная, как сформулировать вопрос, но Фриона догадалась сама:
— Хочешь сказать, что серебро убивает магические создания? Да, я это знаю. Оно нас убивает, ну и что? Я тоже не люблю брать серебро в руки, оно меня обжигает, оно убивает моих детей, но без него невозможно соединить волка и человека. Палящее солнце жжет, но без него не вырастет ничего живое в этом мире. Пройдет еще какое-то время, и моим детям станет не страшно ни серебро, ни соль.
«Вот ведь, проговорилась!» — возликовал я. Значит, соль губит не только нечисть, но и вервольфов. Хорошая новость. Правда, пока неясно, что я с ней стану делать. И смогу ли вообще что-то делать?
— Фриона, а зачем я тебе понадобился? — поинтересовался я.
— Зачем? — слегка призадумалась колдунья. — Может быть, мне стало интересно посмотреть на человека, на которого не действует магия? Возможно, просто женский каприз. Увы, даже за тысячу с лишним лет я остаюсь женщиной.
— Тогда непонятно, зачем ты отправляла ко мне наемных убийц?
— Я отправляла убийц? — удивилась Фриона.
— Разве нет? В Севре меня едва не убили. Один из убийц проговорился, что их отправила Фиона, почти Фриона.
— Да? — кокетливо повела плечами колдунья. — Я уже и не помню. Наверное, хотела тебя убить просто так, на всякий случай. Я же не знала, на что ты способен. Все-таки, ты снял заклятие с Сумеречного леса, а это непросто.
— Сумеречного? — переспросил я. Про то, что сам до сих пор не понял — что я там снял, что сам не заметил, как снимал какие-то заклятья, решил не говорить вслух.
— Для людей он был Черным, для меня Сумеречным, какая разница? Зато там водились любопытные существа. Я даже добавила туда несколько собачек, чтобы посмотреть, как они станут жить.
Хм, так это ее собачки едва нас не съели? Впрочем, хорошо, что колдунья не отправила туда волков или своих оборотней. Представляю, как бы они обрадовались, найдя нас спящими.
— Ты меня разочаровал, — сообщила колдунья.
— А что так? — слегка обиделся я.
— Считала, что человек, не подверженный магии, способен на большее. А ты попался в мою ловушку.
— В какую именно?
— Зачем ты вообще отправился выяснять — что же произошло с обозами гномов? Эти никчемные коротышки ни на что не способны, кроме как добывать руду ивозиться с коровами. Они глупы и самонадеянны. А ты? Ты не тангар, не придворный герцога. Мои шпионы докладывали, что Артакс умен, а оказалось, что он такой же, как все. По-настоящему умный человек осознает, когда ему противостоит более могущественный противник, отходит в сторону и избегает схватки. А ты, глупец, не сумел понять моей силы.
— Так это не ум, не глупость, а мое любопытство, — признался я. — Интересно же было узнать — зачем