Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В щелочку из туалета Жанна осмотрела помещение. Вроде все заняты своими делами. Хоккеисты разбились на три группы и что-то шумно обсуждали. Команда бортпроводников сидела к туалету ближе всего. Лаврушина не было видно, наверное, согласовывает с диспетчерами сроки вылета. Приоткрыв дверь пошире, она выскользнула и неторопливо пошла вдоль стены к закутку, за которым пряталась лестница на второй этаж. Нет, конечно, ничего предосудительного в ее поступке не было. Многие покуривали, не афишируя плохую привычку. Но ей не хотелось, чтобы об этом знали в команде. «Не будь слишком откровенной никогда и ни с кем, не подставляйся, – наставляла та же Таня. – Обязательно найдется гад, который вопьется в твой незащищенный бок».
Легко взбежав на второй этаж, она очутилась в темном зале. Где включается свет, она не знала, практически на ощупь вышла на балкон и остановилась, увидев контур человеческой фигуры. Человек обернулся, мелькнул огонек тлеющей сигареты.
– Так и думал, что ты тут объявишься. Ну и кто же убил Викторию?
– Вы? – Жанна вгляделась в его лицо.
– Ага. Нарушаю режим. Сигарету?
Жанна качнула головой и достала свою пачку. Федулов услужливо поднес зажигалку.
– Так что про Алену? Говоришь, не она Вику траванула?
Сигарета затлела, Жанна поперхнулась дымом.
– Ты пойми, Кирилл мне друг. Алена как сестра. Когда меня дисквалифицировали, от меня же все как от чумного шарахались. Только они меня тогда и поддержали. Верили.
Голос Федулова звучал приглушенно, и до нее не сразу дошло, что звук искажается у нее в голове. Опять? Она потерла виски.
– Вы знали про несчастный случай с ее братом?
Федулов задумался на секунду и кивнул:
– Конечно. Кирилл говорил. Алена не любила жаловаться. Это, знаете, такая «скорая помощь»: кому чем помочь, так она первая. Даже раздражало поначалу. Мы же привыкли, что никто просто так ничего не делает. Но Алена абсолютно бескорыстна. Я не представляю, что она могла совершить такое.
Жанна покивала. Да, трудно представить Алену в роли убийцы, но это так. Возможно, она долгие годы жила с этим чувством несправедливости, ведь судьба отняла у нее не только брата, но и возможность реализоваться в спорте.
Что такое спортивный азарт, Жанна представляла хорошо. Она сама ушла из спорта, когда поняла, что никогда не сможет чисто откатать программу. Не дано. Каталась она неплохо, но и только. Выше третьего места не поднималась. Это было очень обидно. До слез. Возможно, ей не хватило упорства. Но больших амбиций у нее никогда и не было. И все это соперничество не для нее. Слишком нервно. А вот Алена, кажется, так и не смирилась с потерей. Да, и пыталась отыграться на карьере мужа. Он заменил ей брата в каком-то смысле. И вдруг Алена узнает, что человек, который сломал ей жизнь, находится совсем рядом. Да еще и такой довольно неприятный тип. Наверное, ее не слишком терзали муки совести, когда она поднесла ему отравленную чашку. Или терзали? Но откуда она узнала про Борисова? Вернее, кто ей сказал, что это сделал Борисов? Кто-то, кто хотел навредить ему?
Она докурила сигарету и выбросила окурок. Федулов все еще ждал ответа, смотрел с любопытством. А ведь он мог. Имея такой зуб на Борисова, мог придумать такую историю.
– Так ты уже следователю рассказала?
– Что?
– Ну, про то, что Алена не убивала Вику?
Жанна помотала головой. Она и не могла ничего рассказать, у нее были только догадки на уровне интуиции.
– Ясно, – Федулов усмехнулся. – Ладно, пойду. Там тренер собрание затеял насчет завтрашней игры.
– Так матч состоится?
Федулов удивленно посмотрел на нее:
– Если мы не выйдем на поле, нам засчитают техническое поражение. Это раз. И потом, ну умер Борисов, нехорошо, конечно. Но мы-то все живы. Если долетим все же до Самары, то игра обязательно состоится. Если выйдем в финал, то… Ну, короче, сможем взять кубок. Если победим. А это совсем другое дело. Это два.
– О, конечно, – согласилась она. – Совсем другое.
Федулов вышел. Летное поле перед зданием аэропорта освещалось прожекторами. Взлетная полоса длиной более двух километров уходила вдаль вереницей огоньков. На той стороне аэродрома темнела башня диспетчерской. Вдали сияли окна жилых кварталов. В лицо ей дунуло ветром: лизнуло теплым языком и унеслось прочь. Наверное, надо все же поговорить со следователем. Или… ну не дураки же они, сами разберутся. Если захотят.
Она толкнула дверь и оказалась в темноте. Ах да, свет же тут не горел, и узкие окна под самым потолком ловили только редкие сполохи уличных фонарей. Жанна сделала шаг к выходу, и тут же что-то шевельнулось чуть впереди. Или показалось? Она чуть попятилась, пристально вглядываясь в темноту. Да нет же. Там никого нет. Но сердце уже пропустило пару ударов. Кажется или темнота впереди в одном месте образует еще более темное пятно, продолговатый сгусток… в виде человеческой фигуры? Жанна сделала еще шаг назад. И сгусток впереди тоже качнулся ей навстречу. Безмолвно. Сердце пропустило еще удар. Жанна чуть сдвинулась к стене, пытаясь нашарить ручку двери на балкон. Но рука прошлась по гладкой поверхности. А если там никого нет и все это чудится? Но тут ее лица коснулось легкое движение воздуха. Тот, кто стоял там, в темноте, сделал шаг. Почти неслышный. Ее уши, заточенные отсекать ненужное и вычленять основное, уловили это невесомое движение и дали команду в мозг: «Бежать!»
Глава 23
Мягкое покрытие пола чуть скрадывало звук, Жанна бежала в темноте, выставив перед собой руки, рискуя наткнуться на стену. Того, кто преследовал ее, не было слышно, но страх гнал ее вперед. Может, ей все только показалось. Теперь уже все равно. Ею завладел инстинкт, ужас загнанной дичи. Она металась в темноте, пока не споткнулась обо что-то и не растянулась на полу, больно ударившись коленом. Где-то по дороге с нее слетела пилотка. Она села, поджав ноги, безрезультатно пялясь в сумрак. Глаза, немного привыкнув к темноте, видели неясные контуры стен и каких-то перегородок. Никто не двигался, никто не дышал, подкрадываясь к ней. Может, она точно сходит с ума? Ей все показалось. Конечно.
Негромкий звук заставил ее вздрогнуть. Это чьи-то шаги или просто что-то где-то скрипнуло? Она перевела дыхание, осторожно, сквозь зубы. Если она никого не видит, значит ли это, что здесь никого