Тогда поговорим о том, как оберегал и отстаивал Владимир Ильич саму возможность для этих встреч. Руководителю мало лишь понимать необходимость общения с людьми — надо еще суметь реализовать это на практике.

Писал коменданту: «…я не раз уже требовал от коменданта Кремля и требую еще раз, чтобы был создан такой порядок, при котором идущие ко мне, хотя бы без всяких пропусков, имели возможность, без малейшей задержки, созвониться и из ворот Кремля, и из подъезда Совнаркома, с моим секретариатом и с телефонистками коммутатора III этажа».

Настаивал и сердился, отнюдь не оберегая свои удобства и свой покой, — добивался как раз обратного. Попросил как-то телефонистку того самого коммутатора третьего этажа — в то время работал над «Детской болезнью «левизны» в коммунизме» — часа три ни с кем не соединять. «Понимаете, ни с кем». А уже через полчаса в кабинете появилась телефонистка. «Я помню ваше приказание, Владимир Ильич, но там у ворот плачет женщина, она хочет говорить только с вами». И Ленин отложил перо. «Ну что же, соедините скорей».

И особенно строго следил за тем, чтобы никто не смел преследовать тех, кто обратился к нему за помощью. «По-видимому, Булатов арестован за жалобу мне. Предупреждаю, что за это председателей губис-полкома, Чека и членов исполкома буду арестовывать и добиваться их расстрела».

Не раз приходилось читать о том, как умел избавляться Владимир Ильич от сопровождавшей его охраны. Комендант Кремля П. Д. Мальков, например, рассказывает в своих записках целую историю, как попытался было Владимир Ильич уехать в свободный день на прогулку без охраны и машину его не выпустили из ворот Кремля. И во всех этих рассказах попытки Ленина освободиться от охраны выглядят неким милым препирательством, почти шуткой. Но задумайтесь — и все предстанет в ином свете.

В первый день наступившего нового, 1918 года машина Ленина была обстреляна в Петрограде. И не успей Фриц Платтен рывком наклонить голову Владимира Ильича — неизвестно, что могло бы произойти. Ленина тяжело ранили на заводе бывш. Михельсона. Бандиты, остановившие в Сокольниках машину Владимира Ильича, приставили ему револьвер к виску. Да и в самом Кремле подле ленинского кабинета однажды, когда прошла смена караула, обнаружили надпись, сделанную карандашом на двери: «На часах стоял правый эсер». В руках Чрезвычайной комиссии не раз оказывались материалы, свидетельствующие о попытках заговорщиков совершить покушение на Ленина.

А Владимир Ильич при каждом удобном случае старается отказаться от охраны. Это делает человек, относящийся с глубочайшей серьезностью к каждому своему поступку, лишенный позы и даже намека на игру в риск. Значит, были к тому основательные причины.

И одна из них — можно смело предположить — это нежелание Ленина, чтобы заботы о безопасности его личности стали преградой для общения с людьми. Даже личная безопасность была для него слишком высокой ценой, чтобы лишить себя тех неожиданных и надолго запоминающихся Владимиру Ильичу встреч, которые так часто у него бывали…

Стремление к беседам и встречам, желание узнать о происходящем из первых рук — это сопутствовало Ленину на протяжении всей его жизни, до самых последних дней. 13 декабря 1922 года в истории болезни Ленина записали, что его удалось уговорить на время совершенно отказаться от работы. И в тот же день он диктует письмо о распределении работы между заместителями Председателя СНК и СТО. «Ввиду повторения болезни я должен ликвидировать сейчас всякую политическую работу и возобновить свой отпуск. Поэтому наши разногласия с вами теряют практическое значение».

В чем же суть разногласий Владимира Ильича с его заместителями? Прежде всего в том, как предлагали они организовать прием посетителей Председателем Совнаркома. На личный прием к Ленину посетители предварительно отбираются заместителями Председателя СНК или секретарем ЦК РКП(б). И Ленин не соглашается с этим, не может согласиться. В том же письме пишет, что против этого предложения выдвигает «прямо обратное — о полной свободе, неограниченности и даже расширении приемов». Во встречах с людьми — ничего отфильтрованного, выборочного, просеянного…

А теперь попробуем ответить себе, на чем основывался этот ленинский демократизм и ленинское доброжелательство, его готовность выслушать каждого рабочего и крестьянина. На соображениях, что именно так должен поступать каждый советский руководитель? Это конечно же имеет место. Но, исходя лишь из подобных соображений, мы утрачиваем главное — естественное начало в действиях Владимира Ильича: они были продиктованы непосредственным и глубоко личным интересом к беседам и встречам с простыми людьми. И снова вопросы. Старушка — случайная попутчица в вагоне, печник и сапожник в Горках, сторож лесной школы в Сокольниках — собеседники Владимира Ильича. Но могло ли общение с этими людьми искренне увлечь Ленина? Не приходилось ли ему чуть «пригибаться», как обычно делают это, беседуя с ребенком?

Не стоит смущаться вопросов, куда как полезнее понять, что их порождает. Мы читаем многочисленные воспоминания о том неизгладимом впечатлении, которое производило на людей общение с Владимиром Ильичем, встречи с ним — даже случайные, даже мимолетные.

«В моей памяти до сих пор сохранился случай приема одной крестьянской делегации, — писала секретарь СНК С. Б. Бричкина. — Крестьяне очень волновались, примет ли их Владимир Ильич. Когда я пришла, чтобы проводить их в кабинет Владимира Ильича, на лицах крестьян появилось выражение необычайной напряженности. Перед дверью кабинета они приостановились, пригладили обеими руками волосы, одернули на себе одежду и робко, затаив дыхание, переступили заветный порог. Навстречу им поднялся Владимир Ильич, простой, обаятельный, понятный и человечный, пожал всем крепко руки, усадил вокруг себя, и робости их как не бывало».

Да, захватывающе интересно было беседовать с Лениным. Ну а Владимиру Ильичу, ему-то было интересно? Какое значение имели эти встречи — нет, не для старушки попутчицы, сапожника, сторожа, наконец, крестьян-ходоков — какие последствия имели они для Владимира Ильича?

Сторожем лесной школы в Сокольниках был Филипп Ильич Бодров — старинный знакомый Ульяновых. Член партии с 1894 года, он занимался в вечерней воскресной школе за Невской заставой, где учительствовала Надежда Константиновна, и тогда же бывал в социал-демократическом кружке у Владимира Ильича. А встретиться вновь довелось уже в Москве, весной девятнадцатого. Крупская недолго отдыхала в лесной школе, где и работал Бодров. «О жизни в деревне толковали мы много со сторожем лесной школы… — писала Надежда Константиновна. — Владимир Ильич тоже не раз толковал с ним, приезжая ко мне». И вот документ, свидетельствующий о результатах этих разговоров, письмо-распоряжение, написанное Владимиром Ильичем 7 апреля 1919 года.

«Крестьянин Филипп Ильич Бодров (живет в Москве, Сокольники, Лесная школа) — бывший, питерский рабочий, в партии более 20 лет, — имеющий