С укреплений собственно обстреливаемого острова во врагов сделали всего лишь несколько выстрелов из ружей. Нападения не ожидалось – крепость считалась тыловой, запасы пороха содержались в пороховых погребах, поэтому пушки зарядили с существенным опозданием, когда стрелять стало не в кого. На самом острове несколько часов не делалось даже попыток тушить пожары, предотвращать загорание соседних помещений, отчего урон оказался весьма болезненным. Пропало около половины хранившегося на тот момент там зерна. Будь зерно более горючим, потери были бы еще тяжелее, но часть его сохранилась даже в сгоревших складах.

Не заметить обстрел и его последствия не смог бы и слепоглухонемой: взрыв мучного склада добротно тряхнул не только Хлебный остров, но и отозвался толчком по окрестностям. Гул разгоревшихся пожаров усиливался, свет от них выставлял на обозрение стреляющих. Понимая, что трудно ожидать после случившегося от шведских солдат и местного населения христианских добродетелей, таких как терпение и прощение, сечевики рвали жилы, стараясь быстрее выпалить по цели все припасенные для этого боеприпасы. Не подорвавшись и не сгорев сами. Скользя по облитой самими же водой палубе – стартующие ракеты ее все равно то и дело поджигали, приходилось одновременно со стрельбой тушить поверхность, по которой передвигались. Почти все получили ожоги, кое-кто – растяжения мышц и сухожилий, умели казаки не жалеть себя в бою.

Из-за спешки пришлось пожертвовать точностью стрельбы. Часть ракет перелетала остров и падала в воду, многие из них безвредно сгорали на каменных стенах складов и на мостовых, но и тех, что выполнили задачу – поджог – хватало. Еще до недавнего времени – до отделения Малой Руси – главный мировой центр зернохранения и зерноторговли, продолжавший играть важную роль в снабжении продовольствием Европы до этого налета, Собещанский остров запылал. Уже к середине действа обстреливающие могли не только видеть и слышать пожары, но и унюхать их: запах гари разносился ветром с пеплом на многие версты.

Для участников обстрела действо смахивало на срочный перенос тяжестей по натянутому над пропастью канату. Очень тяжелая физически работа – при необходимости поддерживать ее в быстром темпе движения – в сочетании с высочайшим риском сгореть заживо. Несчастные случаи даже на испытаниях случались, а уж при стрельбе в темноте, со спешкой, с не очень подходящих для такого дела судов… Храбрость храбростью, а нервы и у самых отмороженных сечевиков имелись, сбросить напряжение, близкое к предельному, хотелось даже им. Насколько оно было нешуточным, говорило уже то, что казаки, поставленные оглядывать окрестности – по одному на каждом насаде, – отвлеклись на тушение пожаров. Ради справедливости нельзя не отметить: огонь разгорался слишком близко к ним, а никакого шевеления на волнах Вислы не наблюдалось.

Вопреки, казалось, здравому смыслу, Сирко все продолжал и продолжал подгонять подчиненных. Сохраняя внешне веселую невозмутимость – нельзя атаману тревогу показывать, – он всячески торопил подчиненных:

– Веселее, братья, тягайте ци ракеты. Вообразить, що це дивки-красуни.

– Що, и на палуби их можно раскладывать? – ехидно поинтересовался кто-то из только что загрузивших очередной снаряд в направляющую для пуска.

– Як що совсем не втерпець – раскладывай. Там снизу дырка есть.

– Так вона ж узкая очень, туда и палец не засунешь, – пожаловался здоровенный Небыйморда, кряхтя тащивший нелегкую ракету в одиночку, обняв как милую.

– Так я сказав, що дивки це нетронутые. Тому и вход там узкий. Зато яки куколки – огонь, а не дивки.

– Огненные-то, может, и огненные, фу… да ведь железные. Это какой уд надобно иметь, чтоб такую девку бабой сделать? – вытер со лба пот, отдышался, а заодно прокомментировал животрепещущий вопрос Федор Лихочертов.

– Если девки боишься, так и не лезь на нее, – ухмыльнулся наказной атаман. – И не стой, Хведько, на проходе, не мешай другим, – уже гаркнул он, после чего громко обратился ко всем присутствующим:

– Быстришь бигайте, хлопци. Я уже по родной чайци заскучав.

Хлопцы и бегали, выкладываясь по полной программе. Знали, что такой человек – атаман и характерник – понапрасну торопить не будет.

Выполнив работу, сечевики с одного из насадов подпалили его на прощание, с огромным облегчением в душе соскочили в подошедшую к борту в темноте чайку, привычно налегли на весла, надеясь в темноте уйти вверх по Висле от воздаяния за свой тяжкий труд. На другом насаде дострелять все ракеты просто не удалось. Стоило вымотанному казаку произнести: «Ну, последняя, наконец», как она выскользнула из усталых рук и упала на раскаленную палубу рядом с пусковой установкой. Вспыхнуть не вспыхнула, но вязкая масса из треснувшей – сделанной умышленно хрупкой – боеголовки потекла и немедленно занялась.

– Хлопци, тикайте! – крикнул опростоволосившийся и рванул к борту, к которому пристала чайка.

Медленно соображающих в команде не нашлось. Через несколько секунд на насаде людей не было, все попрыгали в свой кораблик и гребли изо всех сил. В направляющих пусковых установок осталось две незапущенные ракеты, да и в загоревшейся вот-вот мог рвануть пороховой разгонный блок.

Уже отойдя от насадов и выйдя в основное русло Вислы, сечевики обнаружили очень неприятный сюрприз. С моря в реку ворвались три шведские галеры и на полном ходу, подгоняемые не только работающими в полную силу под плетьми гребцами, но и ветром, задувавшим в их латинские паруса. Вероятно, самые быстрые при передвижении на веслах против ветра казачьи чайки никак не могли соревноваться с имеющими и мощное парусное вооружение галерами по скорости плавания по ветру. А ветер дул по-прежнему северо-западный, не идеально, но попутный. Блистательный рейд грозил завершиться крайне неприятно и, скорее всего, очень болезненно для всех участников обстрела Гданьска.

* * *

Вопреки данным разведки, скорее всего, просто устаревшим, военные шведские корабли в бухте Гданьска на момент налета имелись. За несколько часов до зерновозов к городу прибыла флотилия из Стокгольма. В связи с тяжелыми потерями в армии Торстенссона ее решено было пополнить шведскими новобранцами, а то уж слишком германской по составу она стала. Практика же показывала, что самыми надежными и стойкими солдатами были именно шведы. Да и стоило разгрузить деревни метрополии от энергичных людей. Бунты там полыхали, не прекращаясь, в связи с тяжелыми налогами, доводившими свободолюбивых скандинавов до крайности. Выкупленные на голландские кредиты голландские же суда привезли чуть более пяти с небольшим тысяч жаждавших славы и денег рослых белобрысых крестьянских парней. Сопровождали же транспорты корабли воссоздаваемого военного шведского флота, недавно практически уничтоженного датчанами. Возглавлял экспедицию главный военно-морской начальник, адмирал, барон Карл Карлссон Гюллениельм.

Карл, прибыв в Гданьск, организовал выгрузку пехотинцев на берег, где их приняли под свою опеку офицеры из армии Торстенссона, распустил экипажи – по половине – на берег отдохнуть после перехода через море. Гребцы-каторжане, естественно, остались на банках – никто расковывать их не собирался. Впрочем, не хватало на галерах и гребцов. Зимой, пока галеры стояли на приколе, каторжан использовали в шахтах для добычи руды, и не все они это суровое время года пережили. Адмирал собирался пополнить их число, заменить некоторых из доживших до весны, но сильно похудевших и постоянно кашлявших. Благо во время войны сделать это легко: к веслам приковывали пленных поляков и литовцев, а теперь к ним должны были присоединится еще и казаки.