Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Калхас молча смотрел на меня своими волчьими глазами, и я отмахнулся.
– Я уже знаю, что ты скажешь. Все боги одинаково глупы. Но это неправда. У Прометея есть только одна попытка с Джесс. Зевс в следующий раз не позволит ему остаться в Монтерее, а когда мы вернемся через сотню лет, она будет мертва.
– Он не доверяет своим чувствам, – прорычал Калхас. – У вас, богов, вечно с этим проблемы.
* * *
Я решила больше не ждать. Я должна была поговорить с Робин, пусть нашу дружбу уже не вернуть, а сегодня у меня было подходящее настроение, чтобы не отступать, если она что-нибудь выкинет. Хотя бы один раз сказать ей, что она ведет себя ужасно, что нужно принимать во внимание чувства людей, которым она дорога́. Поэтому в среду после школы я направила свой велосипед в сторону дома Робин. Нужно поставить в этой истории точку, а для этого я должна поговорить с ней, причем спокойно и без свидетелей.
Особняк семьи Робин находился недалеко от центра и возвышался в центре участка земли, напоминающего городской парк. Тонкие колонны обрамляли блестящую белую деревянную дверь. Каждая деталь в этом доме была белой и помпезной. Раньше это никогда не бросалось мне в глаза. Я позвонила в дверь, и мне открыла их экономка Розали. Она на протяжении многих лет заботилась о семействе Ченнинг.
– Джесс, – удивленно воскликнула женщина. – Давненько ты не заходила.
– Много дел. Робин дома?
– Они сейчас обедают. Входи, я тебя отведу.
– О, нет-нет, – быстро произнесла я. – Не хочу мешать.
Она в недоумении посмотрела на меня.
– Но ты никогда не мешала. – Тут она была права. Этот особняк практически превратился в мой второй дом.
Я набрала полную грудь воздуха.
– Мы с Робин поругались, – тихо объяснила я.
– Ах. – Она понимающе кивнула. – В лагере?
– Мхм, – подтвердила я.
Розали приобняла меня и потянула за собой на кухню, расположенную в дальней части дома. Повариха, раскатывающая тем временем тесто для пирога, кивнула мне в знак приветствия.
Темные глаза Розали светились любопытством, когда она усадила меня на один из стульев за столом.
– Голодна?
Я кивнула. Живот громко заурчал. Что казалось неудивительным, учитывая, что воздух наполняли ароматы жарко́го, пирога и кофе.
Розали отошла к плите и вскоре поставила передо мной тарелку с картофельным пюре, овощами, куском мяса и густой мясной подливой. У меня потекли слюнки, когда я поднесла вилку ко рту.
– Робин уже несколько недель просто невыносима, – рассказывала Розали, пока я ела. – Именно с момента вашего возвращения. Постоянно ссорится с матерью и с Кэмероном.
– С Кэмероном?
Экономка с заговорщицким видом кивнула.
Не буду удовлетворять ее любопытство. Капля пюре упала на мою черную футболку.
– Черт, – выругалась я и поднялась, чтобы вытереть пятно. – Почему они ссорятся? – переменила тактику я.
После лагеря Кэмерон разговаривал со мной только по необходимости. Хотя с его стороны было бы логичнее узнать, не произошло ли что-нибудь между Кейденом и Робин. Но либо Джош скормил другу какую-то ложь, либо боги стерли ему память. Такое возможно? Джош до сих пор обо всем помнил. Он так и не рассказал о случившемся Кэмерону, а сейчас для этого, вероятно, было слишком поздно.
– Что ты делаешь у нас на кухне? Просишь милостыню? – раздался из дверного проема голос Робин.
Я повернулась к ней. В ее глазах сверкнуло презрение. Теперь я чувствовала себя неловко из-за того, что приняла приглашение Розали поесть. До прошедшего лета это было в порядке вещей.
– Я хотела с тобой поговорить, – ответила я. – Наедине.
Робин скрестила руки на груди.
– Не представляю, о чем нам еще говорить.
– Идите в твою комнату, а я принесу вам кофе и кексы, – предложила Розали.
– Не нужны нам кексы, – огрызнулась Робин.
Розали вскинула руки в знак капитуляции и удалилась. Мы остались одни с поварихой, которая все равно не произносила ни слова. Когда я была помладше, думала, что она немая. А ей просто не нравилось разговаривать. Но мне тем не менее хотелось бы, чтобы нас никто не слышал.
– Мы можем пойти в твою комнату? – спросила я. Она не выставит меня за дверь, пока я не скажу то, что собиралась. Робин развернулась. Ее высокие каблуки застучали по мраморному полу, отполированному до такой степени, что в нем можно было увидеть собственное отражение.
Я последовала за ней, ступая гораздо тише в своих удобных кедах. В комнате она не предложила мне сесть, вместо этого прислонилась к письменному столу, выжидательно посмотрев на меня. За исключением ветра, который шевелил невесомые шторы, не раздавалось ни единого звука.
– Итак, чего ты хочешь? – спросила Робин и снова сложила руки на груди.
– Почему ты рассказываешь обо мне гадости? – задала я вопрос, хотя до этого твердо решила не начинать с претензий. Но я и не рассчитывала на такой враждебный прием.
– Не знаю, о чем ты, – ответила она.
– Еще как знаешь. Ты всем растрепала, что я переспала с едва знакомым парнем. И теперь меня считают шлюхой.
Я достаточно хорошо знала Робин, чтобы понимать, когда она терзается угрызениями совести.
– Я не хотела этого. Просто не знала, как иначе объяснить Кэмерону, почему мы с тобой не общаемся. Наверно, кто-то нас подслушал, а потом всюду раструбил об этом. Я здесь ни при чем.
Конечно. Кто-то. Она что, издевается надо мной?
– Ты даже не пыталась пресечь слухи.
– Рано или поздно они все равно бы распространились, учитывая, что ты зависаешь только с парнями. – Она сердито поджала губы. – Ты даже отказалась возвращаться вместе со мной из лагеря. – Робин неожиданно решила обратить против меня мое же оружие. – Мои родители в тебе разочарованы.
Я не позволю ей пробудить во мне чувство вины. Она сама напросилась.
– Ты знала, что мне нравится Кейден, и все равно с ним… – Я осеклась.
– Я не знала, – оправдывалась она. – Ты постоянно отрицала это, и мне казалось, что он не был в тебе заинтересован.
Перекладывать ответственность на меня – типичное поведение для Робин. Она всегда вынуждала меня защищаться. Но не в этот раз. Я сделала глубокий вдох.
– Почему ты вообще с ним сошлась? У тебя ведь есть парень. – Если уж до моих чувств ей не было дела…
– Который ко мне почти не притрагивается, – разъяренно крикнула она. – Потому что отец внушил ему какие-то странные нормы