– Ты же сказала, что не любишь его, – напомнила Иэра.

– Да… – едва слышно выдохнула Летиция.

– Так о чем речь? Возвращайся в Рим. И думай о Постуме. Не думай ни о ком другом. Элий – всего лишь бывший муж. Его можно не принимать в расчёт.

– Он… он был всем для меня. Он сделал меня Августой, а Постума – императором.

– Меня трахал сам царь богов – что из того? Сейчас главное для тебя – Постум. Подумай над этим, девочка. Многие разучились думать, уж не знаю почему. Мир глупеет и глупеет. Но ты все же постарайся, ведь ты наполовину гений, и это ко многому обязывает. Бенит молод, красив, он у власти. Что ещё надо? Девяносто девять женщин из ста согласились бы не думая. Так о чем думаешь ты?

– Я хочу уйти, – сказала Летиция, вставая.

– Тебя никто не держит. Но помни: если ты оставишь Постума в руках Бенита, он превратится в чудовище. Только ты можешь спасти его. Ты должна говорить со своим сыном каждый день.

– Почему ты уговариваешь меня? Кто тебе это поручил? Зачем?

– Я – богиня. А боги наставляют людей. Вот и я наставляю тебя, глупую. Напрямую. Без посредничества гения. Или ты не веришь богине?

– Я хочу уйти, – повторила Летиция и попятилась к двери.

– Сколько платьев ты купила? – поинтересовалась Иэра будто между прочим.

– Мне хватит, – отвечала Летиция. – На все дни.

– Я видела четырнадцать платьев. Или я ошиблась?

Летиция бросилась вон из триклиния.

«Шестой флот викингов в Атлантике обстрелял линкор Империи. Есть погибшие. Рим выражает свой протест Бирке».

«Вчера умерла Криспина Пизон, вдова императора Руфина».

«Сегодня после состязаний вновь будет совершено жертвоприношение, как в древние времена. Правому коню квадриги, победившей на скачках, отрубят голову и хвост».

«Послание Нормы Галликан оскорбляет римлян. Доколе мы будем терпеть такое? Доколе?!.»

«Акта диурна», Иды октября[25]

Этот день должен был когда-нибудь наступить. И он наступил. Элий был уверен, что ланиста нарочно тянет, откладывая поединок, не желая сводить вместе двух лучших бойцов. Но больше тянуть было нельзя: публика требовала крови. Публика хотела, чтобы хромой гладиатор и юный Сенека сошлись наконец на арене.

Элий ещё накануне знал, что будет драться со Славом.

«Если бы я встретился с ним в самом первом поединке! – размышлял Элий по дороге в амфитеатр. – Тогда он ещё не вошёл в силу, и я бы мог его победить… а теперь он насытился кровью. Нет, я не смогу… Даже моих сил не хватит».

Первым, кого встретил Элий в куникуле, был Эпикур. Тёзка великого философа был взволнован и возбуждён. Слишком возбуждён, чтобы хорошо драться.

– Мы с тобой в паре, – сказал Эпикур. – Ты знаешь?

– Знаю. Ты дерёшься первым. А я – твой тертиарий[26].

Элию чудилось, что ледяной ветерок гуляет по подвальным помещениям – вот коснулся лопаток, и спина похолодела. Сократ попался им навстречу. И как-то нехорошо усмехнулся. Опустил глаза и прошёл мимо. Элий повернулся и проводил его взглядом.

– Сенека против нас, – сказал Эпикур. – А Эмпедокл у него тертиарий.

Надо было раньше свести Элия с Сенекой. Но спорить с Диогеном бесполезно: он раб хозяев амфитеатра, раб толпы, орущей на трибунах, раб ещё кого-то, о чьём существовании Элий даже не догадывается.

Всеслав, ещё без доспехов, в кожаной в куртке, отороченной волчьим мехом, вошёл в куникул. Эмпедокл следовал за ним. Увидев Элия, Всеслав остановился, будто споткнулся. Несколько секунд они смотрели друг на друга. Всеслав чего-то ждал. Быть может, думал, что Элий вновь крикнет: «Сульде»? Но Элий молчал. Стоит ли вообще говорить накануне боя? Теперь уже ничего не изменишь…

– Эй, паппусик, ты небось рад, что сегодня мы наконец дерёмся! – нагло усмехаясь, сделал выпад Всеслав.

– Отвяжись от него! – неожиданно вмешался в разговор Эпикур и даже подался вперёд, будто хотел заслонить собой напарника. После ссоры в Летнем саду Эпикур Сенеку возненавидел. И хотел, чтоб Марк Аврелий ненавидел тоже. Но седой гладиатор почему-то не выказывал к жестокому новичку неприязни. Напротив – как будто жалел и сочувствовал. Эпикура это злило.

– Эпикурчик, я сделаю из тебя пульпу[27], – пообещал Сенека. – И из тебя, паппусик, тоже. Много-много пульпы.

Элий не ответил.

– Наконец-то мы с тобой сегодня сойдёмся на арене, Перегрин! Пожелай мне удачи, Марк Аврелий! – рассмеялся Всеслав. – И веселья. Как можно больше веселья на арене.

В куникуле брякнул звонок.

– Продолжим на арене, – пообещал Всеслав. – А ты фекальный боец, Эпикур. Как есть фекальный.

– Главное – не какой ты боец, а какой у тебя тертиарий, – заявил юноша и покраснел.

И Сенека ничего ему не ответил. Не смог. И спешно ушёл в свою раздевалку.

Элий проводил его взглядом.

Сенека убил Зенона, искалечил Питтака и серьёзно ранил Эпиктета. Эпикуру с Сенекой сражаться первому. Так решил Диоген. Бедный Эпикур!

Всеслав вошёл в свой закуток и плюхнулся на скамью. Зачем он пытался оскорбить Элия? Тот хороший боец. Нет, не просто хороший – замечательный… Он, Всеслав, хотел бы быть таким, как Элий. Хотел бы, но не может… Жаль.

Кто-то заглянул в комнатушку. Всеслав поднял голову. Ну надо же, Квинт пожаловал! В руках всегдашний спутник Элия держал броненагрудник. Всеслав насторожился, десница невольно сжала рукоять меча.

– Элий просил передать. Этот лучше твоего. Легче и прочнее. Ни один меч его не разрубит. – Квинт положил броненагрудник на скамью рядом с гладиатором.

– Элий дарит мне броню? – Всеслав не поверил, взял подарок, осмотрел. В центре – клеймо Норика. Нагрудник выше всяких похвал. – Марк Аврелий хочет, чтобы я его убил?

– Он просил передать тебе доспехи. А больше я тебе ничего не могу сказать, – отвечал Квинт скучным голосом. – Потому что и сам не знаю.

Горячая волна совершенно невозможной, немыслимой благодарности залила Всеслава с головой. И вдруг сквозь эту жаркую согревающую пелену, сквозь стук крови в ушах прорвался мерзкий холод.