оделся и последовал за Грир. Я нашел ее снаружи в общей зоне общежития, голова погружена в холодильник. Я прислонился к стене на кухне.

– Я чувствую, что что-то происходит. Ты злишься на меня? Злишься, что я принял приглашение твоей мамы на ужин?

Да, я принял его, потому что мне показалось, что она не хотела меня видеть. Но, опять же, такие уж у нас отношения. Я приставал, доставая ее, а она дерзила, выбешивая меня до усрачки. Мы не ладили, если не спорили или не разбирались друг с другом. Грир осталась у холодильника, тяжело вздыхая.

– Я просто хочу пить.

– Хорошо. – Оттолкнувшись от стены, я помог ей, забрав у нее бутылку сока, когда она поднялась с ней. Я налил ей, затем себе, и мы вдвоем вернулись в общую зону.

Усевшись на диван, я взял ее с собой, поставил свой сок на журнальный столик и потянулся за джойстиком. Я поставил игру в очередь, так как оставил приставку здесь, и некоторое время играл, обняв Грир. Она пила свой сок, прислонившись ко мне, и в конце концов подняла на меня глаза. Она выглядела такой грустной, что это меня даже разозлило. Почему она была грустной?

Что, черт возьми, я сделал?

Это было безумием, что я вообще беспокоился об этом. Теперь все изменилось, но видеть ее грустной мне было невыносимо. Я не обижал ее, а значит, причина крылась в другом. Вот что меня разозлило. Что мне, возможно, придется что-то с этим сделать и причинить кому-то боль.

– Что происходит? – спросил я снова, и, хотя я позволял игре продолжаться, мое внимание было приковано только к Грир. Она опустила чашку и обхватила меня руками. Ее тело снова задрожало, а я даже не трахал ее. Забеспокоившись, я отложил джойстик.

– Грир? Какого хрена? Ты меня пугаешь.

– Я боюсь, – черт возьми, она плачет. От блеска ее глаза стали ярко-синими, и она зажмурилась. – Найт…

Какого хрена? Все было хорошо до того, как мы пришли сюда сегодня ночью, и я поднялся, потянув ее за собой.

Она покачала головой.

– Мне… мне просто нужно поговорить с тобой кое о чем.

Ужас пронзил меня до глубины души. Девчонки не говорят подобные слова, если только что-то не происходит. Просто раньше меня это никогда не волновало, девушки, они ведь довольно простые. Но с Грир никогда не было легко. С ней было чертовски сложно, и я прилагал все усилия, чтобы не быть тем, кем я обычно являлся. На самом деле это так сильно раздражало меня изо дня в день. Я хотел быть грубым придурком. Это просто был мой стиль, потому что в глубоких чувствах не было ничего, кроме проблем. Но отношения без них не построишь, вот почему я всегда держался от них подальше.

Я завел руку ей за спину.

– Говори.

Вместо этого она протянула руку и взяла свой телефон, показав его мне.

– Я получила письмо от моего профессора психологии.

Так вот что это было? Я слегка улыбнулся.

– У тебя плохая оценка или что-то типа того? – Я знал, что она относится ко всему этому гораздо серьезнее, чем я, но какого черта? – Будут другие способы подтянуть твою оценку. Если хочешь, я могу даже поговорить с…

Потом я прочитал беседу. Электронное письмо, которое он ей отправил. В нем говорилось о том, какую хорошую работу она проделала над своей курсовой. Черт, да, так и было. Я помог ей.

Но потом я стал читать дальше, просматривая то, что касалось вещей, не имевших отношения к учебе, но напрямую касавшихся моей семьи. Я поднял взгляд, мои глаза сузились.

– Ты рассказала ему о моей маме?

– Я сделала много записей в клинике. – В панике она замахала руками. Ее лицо покраснело, ладони прижались к заплаканным глазам. – Профессор сказал, что ему интересны эти данные, потому что раньше он работал с пациентами, находящимися в коме. После того как я сдала свою работу, он захотел узнать больше.

Хорошо. Ничего особенного. Я покачал головой.

– Почему ты плачешь?

– Ты видел, что было написано в письме? – Она снова положила его перед моим лицом. – Часть о коме? Он считает, что она вызвана медикаментозно, и я не знаю, что это значит, Найт. Но это странно, верно? Ты сказал, что кома была вызвана травмой… не этим.

Я понимал, что она могла ошибиться, неправильно скопировать записи, как и сказал профессор. Возможно, Грир показалось, что она слышала что-то другое, когда разговаривала с врачами моей мамы. Я обхватил ее лицо.

– Я уверен, что ты просто ослышалась. Сколько врачей и медицинского персонала ты опросила в тот день? Я уверен, просто записала что-то не так, как и сказал твой профессор.

Но потом она снова постучала по телефону, показывая мне то, чего ей определенно не следовало показывать. У нее в телефоне была фотография медицинской карты с именем моей мамы в верхнем углу.

Мой рот приоткрылся.

– Зачем тебе это?

Ее колени приподнялись, и она обхватила их руками.

– Я… я думала, это поможет…

– Ты не слушаешь меня.

Она слезла с моих коленей, перебралась на мою сторону, и я фактически посадил ее туда. Я поднес телефон к ее лицу.

– Почему у тебя фотография одной из медицинских карт моей мамы? У тебя даже не должно быть к ней доступа. Какого хрена, Грир?

– Я просто случайно увидела ее. Клянусь. Она лежала в кармане рядом с кроватью твоей мамы. Может быть, кто-то из медсестер или врачей оставил ее там…

– И ты решила, что можешь так просто ее сфотографировать! – Я был в ярости, разъярен до такой степени, что температура тела поднялась на полтора миллиона градусов. – Какое, черт возьми, право ты имела?

– Не имела. – Она закрыла лицо руками. – Это выходило за рамки дозволенного, но это не отменяет того, что я прочитала. Того, что я видела вот здесь. – Она указала на фотографию. – Я все скопировала правильно, Найт. Это все здесь, факты.

– И все равно это, вероятно, гребаная ошибка. – Я не хотел смотреть на то, что она мне показывала, на ложь, злобные инсинуации…

Предательство.

Грир показала это своему профессору, моя семья – просто стая уродов ей на потеху. Ее курсовая работа была посвящена общим терминам психологии, а не влезанию в мою чертову жизнь. Я встал, устав от происходящего.

– Найт, пожалуйста. Просто выслушай меня!

Отсюда и причина ее слез. Она явно не хотела показывать мне это, боялась, как я отреагирую, и ей было о чем волноваться.

Она должна бояться.