Долго я с гармошкой не расставался, а потом дружок меня стыдит и стыдит. «Ты, – говорит, – Аполинарий, давай с голяшкой-то завязывай, бери баян. Бросай голяшку, не позорься. А то как дурак деревенский…» Прикинул я хвост к носу, бросил гармозею, взялся за баян. Обидел гармошку…

…Играл я на разных вечерах, но уже на баяне. И вот однажды приезжает ко мне Миша, старинный друг, тоже сварной, и газету под нос сует: «Вот читай: в Иркутск приезжают братья Заволокины. Будут праздник проводить телевизионный… на всю Россию. Слыхал, «Играй, гармонь!»?.. Отбор будет. Давай-ка, Аполинарий, тряхни стариной…» «Да у меня же, Миша, и гармони нету…» – «Найдём…»

И ведь нашёл же мне гармошку, правда, чуть живую, старую… старее поповой собаки. Но попёрли мы на телевидение. Там Геннадий Заволокин гармонистов отбирал. Ладно, приходим, народу – море. И все волнуются – кому первому. А мне чо, взял да и пошёл первым. Ка-ак врезал!.. У Заволокина аж глаза на лоб. Спрашивает: «Ноты знаешь?» «Не-а, говорю, я – слухач. «Ну, давай, давай, играй…» И столь я, Григорич, играл, аж упарился. А Заволокин велит: «Ты играй, играй… А песни поёшь?..» – «Пою… для себя, ежели выпимши…» – «А что ещё можешь?..» – «А могу играть и сразу же плясать…» – «О-о-о!.. Ну-ка, врежь…»

Ну, я сыграл и сплясал с гармошкой на руках. Все попадали. Хлопали-и… «Здорово даёшь, – похвалил Геннадий. – Будешь “Подгорную” играть на Подгорной улице…» Старинная такая улица в Иркутске, на избах деревянная резьба… «Там, – говорит, – “Играй, гармонь!” запишем, и ты будешь играть и плясать. А потом на корабле пойдём по Ангаре, по Байкалу, и там сыграешь…» Они же кино снимали…

И вот, значит, прихожу я на Подгорную. Сижу в уголочке – я не люблю рисоваться. А он всё же издалека меня усёк. «Иди-ка сюда, – говорит, – вот будешь у меня в центре стоять. И никуда от меня. Будешь играть и плясать».

И все, Григорич, так красиво вышло в передаче: улица Подгорная, старинные дома, и я с гармошкой, и Заволокин с гармошкой. Как в деревне… Потом по Ангаре плыли и в Байкал вышли. Геннадий – на баяне, я – на гармошке, а девушки поют «По Ангаре…». Красота! Не видел, Григорич? Несколько раз по телевизеру казали, по-нашему и по Центральному. Там я и Геннадий Заволокин…

Аполинарий Серафимыч не утерпел, взял гармонь, кургузые пальцы рыскнули по ладам и басам, поскакали, и мне послышались дальние голоса, эхом долетевшие из деревенского детства, – голосили сёстры мои, старшеклассницы, когда я катал их на лодочке по закатному озеру:

– В Иркутске прошла «Играй, гармонь» – и вроде про меня и забыли. Обидно, я даже с обиды в рюмку стал заглядывать, а Галя ругается… А через год – открыточка: «Аполинарий Серафимыч, приходите на конкурс, чтобы потом ехать на Всероссийский в город Иваново». О как! Но пишут: если подфартит… Прибежал я в народный дом, там слушали, а отбор был, Григорич, ой-ё-ё-ё, сильнейший – тридцать гармонистов состязались. Я уж думал, мне ничо не светит… Но ка-ак врезал!.. Поппури на темы русских песен… я люблю играть вариации… да как пошёл плясать с гармошкой – всё, с ходу победил. В первом туре шестерых отобрали, во втором – двоих: мне подфартило да пожилому гармонисту… Коренев, слыхал?..

В Иваново, помню, собрались на репетицию; гармонисты разнаряженные, а Заволокин им: «Это что за маскарад?! Вы куда вырядились?! Что это за кисточки на сапогах?! Вы зачем цветочки в кепки навтыкали?! Снимите, будьте простыми, как в жизни, вы же не ансамбль песни и пляски. Выходи, в чём ходишь, хоть в свитере…»

Я покосился на ряженого гармониста: ишь, бранит мужиков на пару с Заволокиным – вырядились, а сам вечно в русской рубахе…

– А жили мы шикарно, в гостинице, кормились в ресторане, там можно и выпить. Геннадий… умный мужик… так и говорит: «Что вы все, как замороженные?! Ну, выпейте, как в деревне на Масленице. Может, повеселеете…» Все дрожат, а я пошто-то, Григорич, не такой был, отчаянный, бедовый. Эх, мне бы грамотёшки, я бы не железо варил, я бы на гармошке в Кремле играл… в Кремлёвском зале. А что?! Не боги горшки обжигают…

– Ишь куда занесло… Ты бы играл, а Ельцин плясал… – ёрничал я.

– А что, Ельцин бы вжарил стакан водяры и сплясал… Ну, я в Иваново ка-ак врезал попурри на темы сибирских плясок, так, веришь, Григорич, ивановские ткачихи на руках носили…

Пытался я вообразить: дородные ткачихи носят на руках Аполинария Серафимыча, но воображения не хватило, даже писательского.

– Потом и Коренев сыграл… И вот …Григорич, запиши… стали мы с ним дипломанты Всероссийского конкурса «Играй, гармонь!»… Короче, дали мы жару в Иваново, сибиряки же. В телевизоре гляжу: сплошь я и Геннадий Заволокин…

– Люблю играть… и даже для себя. Да… Летом окошки распахну и завожу свою шарманку. Гармошка у меня звонкая, далеко слыхать, по заказу сделали в Шуе, a я расписал… Соседи во дворе сидят, просят ещё сыграть. Я смеюсь, дескать, билеты покупайте. А в молодости любил на реке играть. На Лене, бывало, возьмём лодку с другом, он гребет, а я играю; звук голосисто, широко, далеко плывет по воде. В Иркутске на Ангаре любил играть либо на море. Да…

И вот, Григорич, снится мне гармошка и снится. Замотали меня эти сны. И такие я во сне вариации даю, что и сам потом не пойму: откуда что берётся?! Талант, видно; мне бы в артисты податься, а не железо варить… Раньше я так не играл, как сейчас… Проснусь, хвать за гармонь – и, веришь, Григорич, то же играю, что во сне. Помню, Есенина во сне сыграл и спел, а утром, ещё ничем ничо, ещё не чаевал, взял гармонь и…

Аполинарий сгрёб гармонь, печально заиграл, запел осипшим голосом:

Пропел гармонист «под чужую песню и смеюсь и плачу», и в глазах слёзно засветилась кручина…

– Все играю, что душе угодно, а стильную музыку не люблю – молот в кузне наяривает. Мелодии нету, души нету, дурь одна прёт… А народ-то любит русскую музыку – живая, народная… Вот я бывал на свадьбах, на юбилеях, на проводинах, именинах, и только заиграю – всё, колотовку вырубают, и все, старые и малые, поют и пляшут под гармонь. У меня же музыка живая и слова чистые, не то что в телевизоре – помои… Случай был… Я дочь замуж отдавал. Взял гармошку на свадьбу. А дочь мне: «Там же, папа, молодые. Пусть аппаратура играет. Ты, – говорит, – папа, гармошку не бери. Вместе с мамой будете возле меня сидеть, как положено…» Но я свою гармозею всё же взял, не задавит… И веришь, Григорич, во время свадьбы аппаратура накалилась… от рёва-то… и замкнула, и задымилась. Всё, хана, без музыки остались… Вот тут моя гармонь-то и сгодилась. Взял, ка-ак врезал, все аж рты раскрыли. Так и отыграл на дочкиной свадьбе, и все напелись, наплясались и довольны остались…