ad hoc, было «лоскутным шитьем, очень полицентричным», как пишет Майкл Гебберт, профессор градостроительства в Университетском колледже Лондона. Нам нелегко было повторить тщательное зонирование Манхэттена, изящные, грациозные «великие проекты» Франции. С тех пор как в семнадцатом веке здесь впервые закрепилась спекуляция на недвижимости, мы сильно зависели от необходимых для общественного блага частных денег. Взлет города-предпринимателя попросту позволил вернуть положение дел в этом вопросе к своей исходной позиции. Свободный рынок земли и недвижимости, миновав послевоенный период флирта с государственным контролем, был снова дерегулирован.

Законы, однако, всё еще остаются. Дерегулировано было не всё, что-то сохранилось, выстояв в экспериментах вроде «корпораций по развитию» или «зон свободного предпринимательства». И то, и другое в 1980-е годы внедряло правительство Маргарет Тэтчер в проблемных, переживающих последствия деиндустриализации британских городах на основании тщательного изучения опыта предшественников по ту сторону океана. Корпорации по развитию управляются советом директоров, во многом по образцу компаний, но с огромными полномочиями в отношении определенной территории. У них обычно имеется право на принудительный выкуп или «принудительное отчуждение частной собственности», они могут игнорировать решения местной администрации, хотя сами не избираются, а назначаются. Зоны свободного предпринимательства, возможно, наиболее крайнее проявление новоявленного города-предпринимателя, всё еще очень могущественны: здесь целыми районами управляют согласно экономической логике монетаристских теорий Фридмана – фон Хайека, по которой частный сектор должен обеспечивать инвестиции, в то время как деятельность государства ограничивается обеспечением привлекательных для частных вложений условий. С 1980-х годов в Великобритании тысячи гектаров земель выступают в качестве потенциальных «зон свободного предпринимательства», куда больших и малых предпринимателей завлекают посулами налоговых льгот и отменой градостроительных норм. Здесь можно строить почти всё, что захочется. Район Лондона Доклендс, или Собачий остров, со времени установления здесь зоны свободного предпринимательства в 1982 году привлек частных инвестиций в шесть раз больше вложенной в его развитие государственной субсидии размером в семь миллиардов фунтов. Впрочем, прибывающие инвесторы обычно не слишком расположены беседовать с теми, кто здесь уже проживает (не говоря уже о том, чтобы предлагать им работу).

Да, бывают исключения. Тем не менее, в течение последних двадцати лет в Великобритании великое множество градостроительных норм было урезано и растянуто, как правило – во имя привлечения бизнеса в пострадавшие местности, ради того, чтобы «освободить» частных предпринимателей, подвигнуть их переехать в переживающие упадок города и спасти ситуацию. В результате частых в восьмидесятые годы конфронтаций консервативного национального правительства, следующего курсом монетаристских реформ, ориентированным на интересы бизнеса и американский опыт, и городских советов из числа так называемых «левых экстремистов» с очень пестрой повесткой дня, за последние тридцать лет органы местной власти во многом утратили свои полномочия. Посредством таких мер, как установление «потолка» (ограничения суммы, которые местное самоуправление может использовать на свои нужды из суммы налога на недвижимость) и сокращения денежных средств, которыми центральная власть скупо наделяет большие и малые города (руководствуясь в том числе и политическими соображениями), с демократией на местах, наконец, удалось справиться. Администрации больших и малых городов стали в еще большей степени зависимы и от правительства, и от скорых международных потоков частных инвестиций. Они были вынуждены сделаться королевами красоты, флиртующими направо и налево в надежде, что какой-нибудь распутный инвестор бросит взгляд и в их сторону.

Для того чтобы приспособиться к этому новому старому порядку вещей, принципы, прекращающие наше участие в формировании ландшафтов вокруг нас, вводились в градостроительную практику начиная с восьмидесятых годов, причем многие из этих принципов происходят из-за океана. Передача ролей и обязанностей из общественного сектора в частный – теперь почти правило. Продажа государственных активов вроде социального жилого комплекса «Новая эра» на севере Лондона, история жителей которого, напоминающая жребий Боудикки, послужила поводом для выступления комика Рассела Брэнда – тоже норма. Некогда неслыханные трюки вроде продажи права на воздух над низким зданием, положим, железнодорожной станцией, теперь – общее место. Получили распространение в городах Великобритании и «округи делового развития», еще одно американское изобретение: организации, которые учреждает и финансирует бизнес-сообщество (бывает, что местный владелец химчистки, а бывает, что и зарубежный банкир) для «улучшения» района одним из множества способов – от утилизации мусора, найма предприятий частной охраны и уличных «послов» до управления гигантскими проектами застройки[127].

Блестящее отражение эффект от приватизации общественного пространства в наших городах получил в творчестве иных писателей – в книге Майка Дэвиса «Город из кварца. Раскопки будущего в Лос-Анджелесе» (1990), представляющей ситуацию в Лос-Анджелесе на раннем этапе, в 1980-х годах, или в работе Анны Минтон «Контроль над территорией. Страх и счастье в городе двадцать первого века» (2009), показывающей, чем оборачивается для демократии утрата контроля за землей со стороны общества. На территориях подобной застройки, поясняет Минтон, «в отличие от безусловно открытых для публики, как и во всей остальной части города, право решать, что делать можно, а чего нельзя, принадлежит собственнику ‹…› Теперь, спустя поколение, то`, что некогда появилось ради удовлетворения каких-то специфических запросов бизнеса, сделалось стандартной моделью для любой новой строительной площадки в больших и малых городах». Частные субъекты предпринимательства могут дезавуировать исконные обычаи посредством «ордера на прекращение их действия». Они могут затребовать ордеры на принудительный выкуп, если смогут доказать, что новая застройка выгодна в интересах общества. А в 2004 году и само понятие «общественного блага» было изменено ради того, чтобы перенести акцент с градостроительных или социальных последствий проекта на его экономический эффект.

Возможно, в результате подобных фаустовых сделок отдельные районы и переживали обновление. Однако при этом повсеместное распространение как еще один симптом города-предпринимателя получили досадные следствия – чересчур рьяные, запрещающие любительскую съемку охранники, или шипы «антибродяжных устройств», призванных сдерживать натиск известной части населения. Стесненные в средствах органы власти больших и малых городов распродают лоскуты общественной земли не только для того, чтобы выручить на этом деньги, но и чтобы переуступить частному сектору контроль и управление за территориями (начиная с того, что следует строить, и заканчивая тем, кто утилизирует отходы).

Естественно, градостроительные нормы всё тормозят и препятствуют продвижению флота финансовых международных инвестиций. Но ведь их действие можно временно приостановить. Что касается финансовой индустрии и ее регулирования, рецепт успеха заключается здесь именно в хрупком равновесии между свободой на рынке и контролем над ним. Попробуйте контролировать слишком строго: девелоперы скажут, что государство их душит; отпусти бразды вовсе – под угрозой окажутся общие стандарты общественной жизни; и вот на улицы выходят уже демонстранты, как то было в Ковент-Гардене. Это как буханку хлеба печь: всего несколько лишних миллиграмм могут испортить всё