Несмотря на ее слова, я все-таки провел своей новой рукой по лицу и шее.

Однако…

Челюсть была тяжелой, как у Шварценеггера. Кости лица стали явно толще и массивнее, хотя до звериной морды недотягивали. Шея превратилась в колонну из мышц, напоминающих пучок толстых канатов.

Беглый осмотр тела показал, что в целом оно осталось человеческим, только когти на конечностях прибавились да шерсти с мускулатурой прибыло. В общем, как и ожидалось, – помесь. Вампиро-оборотне-человек с устрашающей мордой и потрясающей способностью лазить по местам, в которые нормальные нелюди уже без малого тыщу лет не ходят.

Что ж, судя по налету самоиронии в мыслях, первый вполне естественный страх при знакомстве с эдакой жуткой местностью сменился рабочим настроем. Стало быть, решаем, куда идти.

Идти надо было, понятно, подальше отсюда. И желательно в места многолюдные, в которых легко затеряться. Вариант был один – идем в Москву. До Новгорода, как князь Всеслав, добежать опыта не хватит, да и незачем. Для начала нужно просто спокойно обмозговать, что делать дальше. Стало быть, Москва. И желательно окраина, где милиция не такая внимательная.

Я соотнес свое теперешнее положение тела с тем, что было до момента преодоления разрыва между объективной реальностью и Синей мглой, и решил, что идти нужно направо. Ну и двинулся потихоньку.

Волчица пошла рядом, стараясь не отставать и не вырываться вперед. Похоже, она тоже немного освоилась в междумирье, по крайней мере трястись перестала. Ну и ладно. Когда женщина спокойна, и нашему брату лучше думается.

Итак, я, похоже, знал не только способ открывать двери в иные миры, но и многое другое, в последнее время всплывающее в моей голове как неожиданные сюрпризы со дна мутной реки в половодье. Интересно было бы узнать, откуда такие подарки? О чем я и спросил свою попутчицу. Причем не особо удивился, когда мой вопрос прозвучал как приглушенное ворчание зверя.

– Память предков, – рыкнула волчица. – Пути твоих прадедов уже пересекались с дорогами нелюдей, а Перерождение вскрыло тайники, недоступные людям. Наверно, потому ты и не умер, как те, кто до тебя пытался стать Охотником. А еще чужая кровь, вместе с которой ты получил генетическую информацию о нас и кровососах. Правда, в ней тебе еще предстоит разобраться…

Понятно. Отец с матерью погибли в автокатастрофе, когда я был совсем мелким, так что узнать про предков не у кого – в детдоме генеалогических древ не составляют.

– Привыкай, – прорычала она. – Ты видишь, слышишь и двигаешься лучше, чем любой хомо, ты умеешь убыстрять личное время – я видела, как ты выпрыгнул из машины, а потом исчез на мгновение, и из пустоты веером прилетели пули. Ты сумел найти тропу Трояна… У тебя большое будущее. Если, конечно, ты знаешь не только как войти в Синюю мглу, но и как из нее выйти.

Хороший вопрос… На эту тему память предков как-то помалкивала. Положа лапу на сердце, я вообще не до конца был уверен, правильно ли мы идем…

И это было неправильно!

В мире, где нет направлений и под ногами хрустят кости тех, кто был не до конца уверен в себе, единственным критерием правильности выбора может быть лишь твердое убеждение в том, что ты все делаешь так, как надо! Так выходили к лагерю полярники, идущие сквозь метель, так, повинуясь инстинктам, выплывали к берегу моряки на обломках разбитых бурей фрегатов. Потому что человек знает и умеет гораздо больше, чем думает о себе. Надо только не верить, надо знать, что ты все делаешь правильно, – и тогда все получится.

Сейчас я твердо знал, что иду туда, куда наметил. И знал, что в общем-то пройти осталось немного…

Но Синяя мгла действительно вытягивала силы – идти становилось все труднее. И все хуже становилась видимость. Туман сгущался. И толстые, медленно плывущие в спёртом воздухе спирали подбирались все ближе, словно осмелевшие хищники к обреченной добыче.

Волчица тоже почуяла неладное и оскалилась, прижав уши. Из ее горла раздалось предупредительное рычание, не несущее словесной информации, лишь эмоции – угроза, ненависть и конечно же страх. Потому что реально жутко, когда к тебе не спеша приближается темно-синее щупальце толщиной со ствол столетнего дерева…

Оно было похоже одновременно на очень плотный сгусток тумана и на живого плотоядного червя, бессмысленно плывущего на излучаемое добычей тепло по дну бесконечного океана. А мы с волчицей были двумя мелкими организмами, планктоном, пищей, случайно оказавшейся на пути, мясом, наросшим вокруг костей, которыми усеяна мертвая трава междумирья.

Внезапно сгусток тумана, выросший передо мной, омерзительно чавкнул, расступился, и в его середине образовалась черная воронка диаметром, равным моему росту. Я почувствовал постепенно, но неотвратимо нарастающую силу, затягивающую меня в эту бездонную пропасть.

Естественной реакцией было – бежать! Но неожиданно сгустившийся вокруг нас туман вдруг стал похож на живую стену, настойчиво подталкивающую нас к черной пасти чудовища. Я даже почувствовал спиной слабое тепло, испускаемое этим пособником местного хищника, собравшегося пообедать. Синяя мгла была живой и действовала вполне осмысленно.

Живой синий мир, подкармливающий свою домашнюю плотоядную животинку… Но если он живой, то зачем кормить червяка собой, когда можно подбросить ему мяса хозяина?

Я резко развернулся и полоснул когтями по синей стене. Раз, другой, третий, вырубая большой кусок густого тумана, сейчас больше похожего на очень плотное желе.

Стена вздрогнула и ощутимо подалась назад, оставив в моих руках клок подрагивающей субстанции размером с хорошую бочку. Которую я, развернувшись, со всей силы метнул в воронку – и, не в силах больше сопротивляться силе, засасывающей меня в бездну, упал на четвереньки, цепляясь когтями за землю и всем телом прижимая к ней дрожащую волчицу.

Края воронки схлопнулись с мерзким звуком, словно болотная жижа сомкнулась над головой зазевавшейся лесной зверюги…

И тут что-то произошло вокруг.

Червь исчез, растворился в синем тумане. Расплылась сизой дымкой живая стена позади нас. Стало видно метра на два вокруг, и Синяя мгла на границе видимости продолжала покачиваться в нерешительности, будто раздумывала – а не отступить ли подальше?

Я медленно поднялся с колен, освободив слегка придушенную моим весом волчицу, и отряхнул костяную крошку, набившуюся в шерсть на локтях, – чужие кости, при моем падении рассыпавшиеся в пыль, были старыми и хрупкими.

Она тоже отряхнулась, как обычная собака после купания, отчего в воздухе повисло облако белесой пыли.

– Медведь, – проворчала она. – Не иначе какой-то твой предок был не ульфхеднаром[4], а берсерком, иначе откуда такие манеры?

И улыбнулась, как умеют улыбаться только хитрые и очень красивые волчицы.