Идти на поводу у нечистой силы – это верная тропинка во тьму и беспредел, с лихвой хватит работы на Саныча, тоже далекого от человеколюбия и добродетели…

«Потерпи, Катенок, я что-нибудь обязательно придумаю».

«Долго он там? Дохуя уже базарит…»

Жека щелкнул суставами пальцев, посмотрел в сторону церкви. Через пару дней после истории с Чупычем ему выпало временное повышение – возить-охранять Саныча вместо прежнего телохранителя, загремевшего в больницу с аппендицитом. Напарник Махно – качок, похожий на Маттиаса Хьюза, только с рыжими волосами ежиком и тонким косым шрамом на левой щеке, – безмятежно дрых, откинув сиденье «мерседеса».

«Вот не разбужу, и пусть тебе Саныч очко запаяет, – поджал губы Жека. – О, идет наконец-то».

Авторитет вышел на церковное крыльцо. Замер, перекрестился, посмотрел в небо. Следом показался рослый осанистый священник средних лет – высокий лоб, окладистая борода, благодушное выражение лица, степенные жесты.

Он наклонился к Санычу, зашевелил губами. Авторитет задумчиво кивал, глядя себе под ноги.

«Хватит уже, жрать охота», – вздохнул Жека. Покосился на Махно, легонько толкнул его в плечо.

– Саныч идет.

– А, да… – Тот открыл глаза, поднял сиденье. – Заебись покемарил.

«Заебись у тебя в жопе».

Священник договорил, Саныч пожал ему руку и пошел к «мерседесу» – невысокий, жилистый, остролицый и легкий в движениях, похожий на битого жизнью лиса. Сел в машину, негромко скомандовал:

– Домой.

Пару минут ехали молча. Жека незаметно посматривал на Саныча в зеркало заднего вида; авторитет задумчиво щурился, то ли вспоминая беседу со священником, то ли размышляя о чем-то еще.

Потом несильно хлопнул Жеку по плечу.

– Тачку в гараж загонишь, пожри, если хочешь, и до видюшника в бытухе на Чкалова с Шанхаем скатайся… Коммерс бабки уже неделю маринует, надо растолковать, что такая канитель здоровья ни хрена не прибавляет. Как следует растолкуйте, ясно?

– Ясно.

– Лады.

Спустя час Шанхай припарковал «восьмерку» рядом с домом быта. Надел тонкие нитяные перчатки, дал такие же Жеке. Взял с заднего сиденья небольшую спортивную сумку.

– Пошли, Жара.

Жека кивнул на сумку.

– Что там?

– Все для задушевного разговора, так-то, – криво ухмыльнулся Шанхай. – Держи и топай давай. У меня так-то еще дела есть, побыстрее надо…

Они зашли в дом быта, поднялись на второй этаж. Прошли мимо прикрытых дверей видеосалона – бывшей парикмахерской, – из-за которых раздавались автоматные очереди, взрывы и гнусавые возгласы переводчика. Взгляд Жеки скользнул по самодельной афишке, зацепился за последнее название… Жека сбавил шаг, но идущий следом Шанхай нетерпеливо подтолкнул в спину – иди, некогда. По соседству с видеосалоном находилась небольшая подсобка, Шанхай вел туда.

Толкнул приоткрытую дверь. За угловым столиком в дальнем углу складывал видеокассеты в стопку и курил невысокий полноватый мужик лет сорока пяти в «вареных» джинсах и жилетке. Он резко повернулся к вошедшим, встал, сузил серые глаза. На гладко выбритой физиономии проныры застыли неприязнь и тщательно скрываемая тревога.

– Курить вредно, так-то, – беззаботно проговорил Шанхай. – А вредней всего – с бабками динамить. Не знал?

Мужик по-бычьи наклонил голову, дернул щекой.

– Скажите Санычу, что я в прошлый раз переплатил. Нет денег.

– Для таких, как ты, Михаил Александрович, всосал? – Шанхай качнул головой в сторону видеосалона. – А там у тебя бесплатный сеанс, так-то? Или как?

– Денег нет!

Шанхай скользнул вперед атакующей змеей – стремительно и плавно. Звук удара Жека не расслышал, но мужика отбросило назад, раздался частый перестук падающих на пол видеокассет.

Шанхай негромко бросил через плечо:

– Сумку дай. Дверь закрой.

Жека сунул ему сумку, плотно прикрыл дверь. Шанхай достал из сумки утюг, поставил его на стол, воткнул в розетку. Мужик ворочался на полу, сдавленно постанывая.

– Жара, на афише ужасы видел? – хмыкнул Шанхай. – «Изгоняющий дьявола»? Ничего, мы изгоняющего жадность забацаем. Смотри за дверью, так-то.

Он ловко сгреб запястье мужика, скупо развернулся. Тот звучно влип лицом в грязный линолеум, придушенно взвыл. Шанхай припечатал ладонь мужика к полу, наступил на растопыренные пальцы.

– Я отдам, – донеслось снизу. – Не надо…

Жека физически чувствовал ужас владельца видеосалона – плотный, липкий, до отказа заполнивший подсобку.

«Катька бы обожралась».

– Отдашь, а как же, – кивнул Шанхай. – Но за косяк все равно спросить надо, так-то. Кто косяки прощает, того потом в жопу ебут кому не лень. Закон жизни, так-то.

Он дотянулся до утюга, поставил его мужику между лопаток, придавил подошвой. Тот дернулся, но Шанхай убрал ногу с утюга, жестко пнул носком ботинка в зубы, обрывая крик. Поставил ногу обратно.

– Будешь орать, утюг на яйца положу.

Из-под утюга пополз дымок, запахло горелой тряпкой. Мужик ерзал на полу, жутко хрипя и брызгая красной слюной, глаза у него были абсолютно дикие от боли. К запаху тряпки примешалась вонь жареного мяса. Шанхай снова вколотил носок ботинка в окровавленный рот, с силой наступил мужику на лицо. Из-под подошвы тек глухой мучительный стон.

– Хуевое кино, так-то? – ощерился Шанхай. – Дальше будешь смотреть? А?!

Стон утих. Мужик перестал дергаться и лежал неподвижно. Шанхай снял утюг с его спины, поставил на стол. Приложил два пальца к шее мужика, прищелкнул языком, на лице появилась досада.

– Блядь, переборщил чуток… Ладно, один хуй никто не видел, так-то. Глянь, есть там кто?

Жека приоткрыл дверь, кинул быстрый взгляд в щель.

– Голяк.

Шанхай взял сумку, шагнул к двери.

– Валим, хули ждать.

– А… – Жека замешкался. – Сейчас, погоди…

– Ебнулся, что ли? Чего ждать, так-то? Вали бегом.

Жека едва не взвыл от разочарования. Уходить пустым не хотелось – сегодня шел пятый день после смерти Чупыча. Той же жилетки хватило бы Катьке надолго, но Шанхай не даст забрать отсюда ничего. И мочить платок кровью мертвеца на глазах спутника – тоже не выход, Шанхай обязательно начнет задавать вопросы и не успокоится, пока не получит ответы. А чем они могут аукнуться, Жеке не хотелось даже думать…

Он негромко скрипнул зубами и открыл дверь.

– Не принессс…

Присвист Катьки осуждал, не сулил ничего хорошего. По спине Жеки пробежали частые зябкие мурашки – глаза сестры заплыли темным мутным багрянцем, без намека на зрачок. Такое с ней было первый раз.

Жека поежился, пытаясь унять паскудную дрожь во всем теле.

– Ну не получилось, прости… Я… я придумаю что-нибудь. Завтра, хорошо?

– Ну тогда я так поем.

Катька мгновенно вскинула правую руку на уровень рта, ощерилась и вонзила зубы в предплечье.

– Нет! – охнул Жека. – Стой!

Кровь из прокушенной руки окрасила тонкие бледные губы Катьки. Багрянец быстро наливался чернотой,

– Я найду поесть! – сдался Жека. – Прямо сейчас