– Но все-таки, Наташа, в таких делах надо бы подготовить план Б. А что, если там охранники – звери и не пропустят нас? Тем более когда узнают, что мы хотим сниматься в массовках? И что тогда делать? Быстренько предъявлять им фальшивые удостоверения Следственного управления? Или представиться адвокатами, пустые корочки я уже прикупила в переходе. А почему бы и нет? Пока мы будем представляться девчонками для массовки, сделаем одно лицо, а как предъявим ксивы, сразу превратимся в серьезных жестких леди. Нет-нет, я даже ксивы не возьму, хотя, ты знаешь, я и для тебя приготовила, ты у меня тоже следователь Следственного комитета и помощник адвоката… Нет-нет, мы можем там встретиться с Ребровым или с кем-то из его коллег… Опозоримся и подведем его. Нет, Наташа, надо будет что-то решать по ходу дела. Экспромтом, так сказать.

– Как скажешь.

Договорились отправляться завтра в девять. Вот уж кто не волновался на этот счет, так это Наташа. Достаточно сказать Петру, что ей нужно по делам в Москву, и все, ей даже объяснять ему ничего не потребуется. Это Петр отменит свои дела, чтобы остаться дома с дочкой, или же поговорит с няней, словом, все устроит.

У Жени же все было сложнее. И хотя существовала договоренность о том, что она, так же как и Наташа, имеет право покидать дом и ездить по своим делам, и дела эти Борису хорошо известны (и он их, конечно же, не одобряет), все равно каждый раз, собираясь куда-нибудь, Женя хоть и пыталась поставить мужа как бы перед фактом, мол, я еду туда-то и тогда-то, но все равно получалось, что одним своим блеющим (это определение Наташи) тоном она словно бы у него отпрашивалась.

– Что у нас на ужин? – спросила Женя. – Стыдно сказать, но я что-то совсем отбилась от дома… И поверь, если бы не Борис, я бы вот лично обошлась одним салатом и кофе.

– Галина Петровна приготовила тот самый салат из сладких баклажанов, что ты любишь. Ну и бараньи котлеты, это уже мы с Петром заказали. Ты можешь их не есть, потому что, когда начнешь, то уже и не остановишься. Короче, очень они опасные для фигуры. Я вот лично две штуки съела с рисом. Теперь точно растолстею.

– Наташа, что мне делать с Борисом? Как сказать, что мы с тобой завтра утром уезжаем? Завтра суббота. Выходной. Конечно, он может быть занят и тоже уехать, а если у него выходной и он захочет провести этот день дома, с семьей?

– Скажи, что мы уедем ненадолго, вот и все! Что скоро вернешься. Что нам нужно кое-что выяснить по делу. Думаю, он и слова тебе не скажет.

– Может, и не скажет, но так на меня посмотрит! Что у меня за жизнь такая?!

– Женя, отнесись к этому легко! Да мало ли на кого мы как смотрим! Вот увидишь, он будет молчать, а внешне кивнет головой, вот точно тебе говорю, согласится. И вообще, дорогая, ну сколько уже вам можно спорить на эту тему? Живи себе спокойно, делай, что хочешь, тем более что завтрашний день будет уж точно посвящен исключительно делу, в отличие от сегодняшнего… – И она подмигнула.

Борис приехал поздно, отказался от ужина.

– Что-нибудь случилось? – спросила Женя, когда он вошел в спальню после душа в купальном халате и рухнул в кресло.

Она физически почувствовала исходящий от него холод. И в который уже раз подумала, что так жить нельзя. Что раньше, когда она видела его машину у ворот, ее сердце замирало от счастья или, во всяком случае, от чувства какой-то защищенности и покоя, потому что муж вернулся и теперь уж точно все будет хорошо. Быть может, ради вот этой защищенности и стабильности она и вышла замуж за Бориса? Что заезженное выражение «как за каменной стеной» стало причиной того, что она выбрала для жизни именно его, мужчину, крепко стоящего на ногах, умного, ответственного, хотя и грубоватого, строгого и, что самое странное в их союзе, относящегося к ней с отеческой заботой. Но откуда тогда было взяться страсти, которую испытывала и она к нему, правда, в последнее время все реже и реже? Что это за чувство такое?

Сейчас, сидя на кровати напротив мрачного мужа, который, по-видимому, проиграл процесс, она пыталась сравнить его с Павлом Журавлевым.

Как бы они жили, будь они парой? Быть может, тоже постепенно привыкли друг к другу, охладели? Ну, во-первых, они жили бы в скромной квартире, а не в доме, и без сада, без куска собственного неба над головой. Во-вторых, всю работу по дому она делала бы сама, да и на няню бы точно не хватало средств. И что самое было бы трудное и с чем она никогда не смогла бы примириться, это его постоянное отсутствие. О работе следователя она знала лишь по Реброву, видела, как много времени он отдает работе, что все те девушки, с которыми он начинает встречаться и с которыми как будто бы уже готов создать семью, куда-то исчезают, и Валера снова остается один. А ведь он славный, добрый парень, и его уж точно есть за что любить. Получается, что даже самые подходящие, адекватные и явно влюбленные в него девушки не выдерживают возникающего почти сразу же одиночества. Вроде бы они пара, но его рядом никогда нет. Что он возвращается поздно вечером, а то и под утро, ложится спать, чтобы набраться сил, а проснувшись, мчится на работу. А то и ночью, в самый неподходящий момент, его могут разбудить, и он, как сомнамбула, встает и едет на место преступления. Значит, такой же режим и у Паши.

Женя смотрела на Бориса, размышляла о возможности радикально поменять свою жизнь и так далеко зашла в своих фантазиях, что сначала и не расслышала, что ей сказали.

– Женя, ты слышишь меня?

Она тряхнула головой и вернулась в реальность.

– Сегодня я выиграл суд, моего подзащитного оправдали и отпустили прямо в зале суда. И его жена, которая так сильно за него переживала, что уже и не верила в благоприятный исход дела, чуть не умерла от радости… У нее прямо в зале заседания случился инфаркт, и ее еле спасли…

– О господи, Боря! Ну надо же!

Женя мгновенно представила всю эту сцену, как женщина после оглашения судьей решения хватается за сердце, вскрикивает от боли и валится со скамьи на пол, как все вокруг вскакивают со своих мест, смотрят