мягко говоря, нелогичное. – Де Кринис допил кофе и, отодвинув фотографии, повернулся к коллеге. – Оно, так сказать, непроизвольное, нерациональное. Как верно заметила фрау Сэтерлэнд, это может объясняться только одним – сложившейся годами привычкой работать с пациентом, предварительно подавив его волевые импульсы, то есть уничтожив всяческую способность к сопротивлению. Видимо, это неконтролируемое решение, за которое господин фон Херф сейчас кусает локти. Он не может не понимать, что эта ошибка может дорого ему стоить.

– А что это за препарат, который он дал фрейляйн? – поинтересовался профессор Майндорф. – Психотропная разработка?

– Пока точно неизвестно, – ответила Маренн. – Это выяснится завтра, когда мы получим результаты анализов фрейлян. Но предполагается, что это наркотик, сильнодействующий.

– Господин фон Херф запросто носит такие вещи в кармане? – изумился профессор Майндорф. – Даже если он работает с ними в лаборатории, он навряд ли имеет разрешение выносить их за пределы своего учреждения! И уж тем более являться с подобными препаратами на встречу с дочерью рейхсфюрера, какова бы ни была цель этой встречи. Почему его не обыскали?

– Не обыскали, – согласилась Маренн. – Но таково было распоряжение рейхсфюрера – ни в чем не препятствовать. Но вряд ли рейхсфюрер ожидал подобных результатов. Я полагаю, он крайне обеспокоен.

– Любой отец был бы обеспокоен, – согласно кивнул Майндорф. – Я понимаю рейхсфюрера.

– Фрау Сэтерлэнд, я прошу прощения.

Дверь кабинета де Криниса открылась, на пороге показалась секретарь профессора.

– Вас просит к телефону адъютант бригаденфюрера Шелленберга оберштурмбаннфюрер фон Фелькерзам, – доложила она.

– Прошу извинить меня, господа.

Маренн вышла в приемную. Подойдя к столу секретаря, взяла телефонную трубку.

– Я слушаю, Ральф, – произнесла негромко..

– Фрау Сэтердэнд, бригаденфюрер поручил мне сообщить, что Манфред Рильке благополучно доставлен на Беркаерштрассе, – услышала она голос Фелькерзама. – Он пришел в себя. Час назад был проведен первый допрос, но пока он отказывается давать показания. Я буду держать вас в курсе, – пообещал адъютант.

– Благодарю, Ральф.

Маренн повесила трубку в задумчивости.

– Что, этот бывший танкист отказывается говорить?

Фриц Раух дожидался ее в приемной. Когда она закончила разговор с адъютантом бригаденфюрера, он встал и подошел к ней.

– Я нисколько не сомневался, – заметил он.

– Почему? – спросила Маренн с удивлением. Они отошли к окну. Маренн достала из пачки длинную темно-коричневую сигарету с обернутым золотистой бумагой фильтром. Чиркнув зажигалкой, Раух дал ей прикурить. Затем закурил сам.

– Это вполне объяснимо, – произнес он после паузы, понизив голос. – Он будет ждать, что за него заступятся его покровители.

– Ты полагаешь, они отважатся действовать открыто? – Маренн с сомнением покачала головой.

– Открыто – нет, – согласился Раух. – Но у них много ниточек, за которые можно дернуть. Тот же Кальтенбруннер, например. Пока нет результатов анализа фрейляйн Гудрун, в конце концов, они всегда могут сказать, что этот Рильке ошибся – спутал машины. Ему было поручено следить за кем-то другим, а он напал на нас – недоработка исполнителя. Отдайте его нам, мол, мы сами его накажем. Ну, ликвидируют, конечно, но, может быть, за молчание все-таки сохранят жизнь, отошлют в какую-то другую закрытую школу.

– Нет, я не понимаю. – Маренн повернулась к Фрицу, ее зеленые глаза сердито блеснули. – Речь идет о фон Херфе-старшем, то есть о кадровом управлении, – заметила она раздраженно. – За кем они могут следить? Какие у них полномочия за кем-то следить?

– Никаких, – согласился Раух. – Но превышение полномочий – дисциплинарное нарушение. Наложат взыскание, понизят в звании, лишат начальственного поста – это все равно несравнимо с тем, что просто уничтожат, если вскроется вся цепочка с наркотиком. Поэтому они будут сопротивляться до последнего – фон Херф и те, кто играет в одну с ним игру. И если учесть, что за всем стоит Борман, то не исключено, что Кальтенбруннера могут заставить признать, будто это он дал Рильке поручение вести слежку за каким-нибудь аргентинским дипломатом с машиной, похожей на нашу, в обход гестапо. И пусть Мюллер кричит, что влезли в его епархию, не будет же он жаловаться рейхсфюреру, что напали на его любовницу. – Раух пожал плечами. – Рейхсфюрер изумится, что любовница шефа гестапо перевозит секретные документы из его канцелярии, так что Мюллеру лучше помолчать, и он помолчит, конечно. Так что пока нет основной улики – результата анализа фрейляйн Гудрун, – они приложат все усилия, чтобы вырвать Рильке из наших рук.

– И, видимо, к тому, чтобы анализ все-таки не был получен, – согласилась Маренн. – Боюсь, я подвергаю фрау Кнобель большой опасности, – добавила она с сомнением и посмотрела на часы. – Пять часов утра. Осталось три часа. Ты полагаешь, они могут напасть на вас по пути на Ванзее? – она посмотрела на Рауха с тревогой.

– Не исключаю этого, – ответил тот серьезно. – Мы не знаем, сколько людей в распоряжении фон Херфа. Но, раз он использует подчиненные ему офицерские школы, можно не сомневаться, что там найдутся квалифицированные люди, такие, как этот Рильке. Во всяком случае, я буду вместе с фрау Кнобель и смогу ее защитить, не сомневайся, – твердо пообещал Фриц.

Маренн с благодарностью сжала его руку, затем вернулась в кабинет.

– Я полагаю, мы готовы написать заключение, – де Кринис встретил ее радостным возгласом. Маренн замечала, что все время обсуждения профессор был очень напряжен, как будто опасался, что они не смогут исполнить задачу, поставленную перед ними бригаденфюрером, – вдруг Майндорф откажется, что-то ему не понравится? И теперь, когда коллега поддержал его, профессор просто сиял. – Мы набросали небольшой текст, – он протянул Маренн лист бумаги. – Если вы со всем согласны, фрау Сэтерлэнд, я отдам его секретарю, чтобы она напечатала, – сказал Макс.

– Да, конечно, я сейчас прочту, – Маренн взяла бумагу и села в кресло перед столом. Она поймала себя на том, что следит на секундной стрелкой на часах, за тем, как время неумолимо движется вперед. К тому моменту, когда фрау Кнобель необходимо будет отправиться к Гудрун в дом фон Боденов на Ванзее. Усилием воли она заставила себя забыть об этом и сосредоточиться на тексте документа.

– Что ж, я полагаю, это можно отдавать в печать, – она вернула де Кринису исписанную зелеными чернилами бумагу. – Вполне исчерпывающе и убедительно. Я с радостью подпишу, – пообещала она. – И очень надеюсь, что рейхсфюреру наше мнение покажется убедительным.

– Я прошу прощения, фрау Сэтерлэнд, а куда теперь девать все это? – Макс замялся, указывая на секретные документы гестапо, разложенные на его столе. – Их кто-то заберет? – уточнил он.

Маренн невольно улыбнулась. Она вполне понимала Макса. Он был прекрасным специалистом в области психиатрии, но работа спецслужб и связанные с этим опасности – все это, несомненно, пугало профессора. Ему хотелось поскорее избавиться от всех этих «взрывоопасных» документов, пусть их скорее заберут те люди, которые их предоставили. А профессору хочется скорее поехать домой, попить кофе, сваренный его очаровательной супругой Фредерикой, поспать. «А кому бы не хотелось всего этого? – подумала Маренн. – Макс сделал свое дело и теперь может позволить себе расслабиться. Тогда как у меня и Фрица все самое трудное, вероятно, впереди».

– Не волнуйтесь, Макс, Фриц заберет эти документы и доставит туда, где им следует находиться, – успокоила она профессора. Нельзя было не заметить, что лицо профессора прояснилось, он радостно улыбнулся.

– Да,