– Ну, и чего же ты хочешь?

– Для начала скажи мне, что означает заклинание, которое тебя разбудило. – Хенрик решил начать издалека. – Скажи так, чтобы я понял.

– А ты повтори его ещё раз…

Повторить? Заклинание, произнесённое дважды, может иметь совсем иной смысл, чем каждая из половинок в отдельности… Пробуждённые повторным заклинанием силы могут оказаться во много раз могущественнее тех, что проснулись при однократном произнесение. До этого допёр даже Раим Драй, глупый старикашка.

– А хочешь, я оторву голову твоему дружку? – Хенрик решил, что эта фраза подействует на альвийку сильнее любого заклинания.

– Он здесь? Агор…

– Отвечай. Я не привык ждать.

– Тай, блуждающий по граням миров, открой свой слух. Знающий имя твоё повелевает тебе: дай векам Ойи разомкнуться, и губам её разомкнуться позволь.

– Тай? Что такое тай?

– Это имя одного из тех, кто блуждает по граням миров, – ответила Ойя. – А теперь дай мне глоток воды. Моя кровь высохла, и скоро у меня не останется сил, чтобы говорить с тобой.

– Завтра я дам тебе воды. Может быть… – пообещал Хенрик и, не оглядываясь, вышел. Для первого раза он узнал достаточно, а завтра, прежде чем разговор продолжится, этот мешок с костями должен понять, что здесь альвийское отродье может лишь просить, умолять, клянчить, А если попробует взбрыкнуть, то найдётся способ заставить испытать бездну боли даже телу, в котором высохла кровь.

Безмолвный голос Агора настиг её, когда сознание уже готово было раствориться в привычной пустоте ожидания…

– Ойя, зачем тебе это? Зачем? Нам давно пора отправиться в путь по Дороге Ушедших, а ты…

– Я не держу тебя, ты же знаешь. Можешь убираться куда хочешь.

– Но разве я могу оставить тебя одну…

– Стоит только захотеть.

– Уйдём вместе, Ойя. Жизнь людей коротка. Все, кому ты хотела отомстить, давно мертвы.

– Мертвы!? Но я ещё здесь. А ты забыл, как рушились стены Альванго, как пылали наши дворцы, как эти взбесившиеся чудовища топтали конями тех, кто спасся из пламени!? Нет, я не смогу уйти, пока люди, эти мерзкие твари, ходят без ошейников. Пусть эта земля никогда не будет принадлежать альвам, но и людям она не достанется.

– Люди уже забыли обо всём.

– Я им напомню.

– Но как? Стоит тебе подняться из купели вечной свежести, как тело твоё рассыплется в прах, а душе поневоле придётся стать свободной.

– А я и не собираюсь отсюда вставать. Достаточно будет того, что я кое-чему научу этого юнца, который думает, будто я в его власти. Я научу его заклинаниям, я научу его, как пропитать магией любой предмет, как пользоваться Силами… И, главное, я научу его делать ошейники для рабов. Он хочет многого, и он не остановится, пока в этом мире все кроме него не станут его рабами. Представь себе, Агор, что их ждёт, когда все они станут рабами, а он, их хозяин, останется в одиночестве! Скоро, очень скоро здесь всё превратится в смрадную пустыню, и это будет достойной местью за разрушение прекрасного Альванго и истребление альвов. Подожди, Агор, ждать осталось не слишком долго, по сравнению с веками ожидания – мгновение. Подожди, Агор, мне бы тоже не хотелось начинать новый путь в одиночестве…

– Я буду ждать…

– Попробовал бы ты ответить иначе…

Вкусивший прижизненной славы редко стремится к славе посмертной.

Из «Книги мудрецов Горной Рупии».

Сколько раз Сайку Кайло приходилось делать невозможное – преодолевать в себе соблазн стукнуть своего господина, Тео ди Тайра, по голове чем-нибудь тяжёлым. Он всё надеялся, что однажды подвернётся более удобный случай осуществить свой замысел, но за всё время, прошедшее с тех пор, как ворота Лакосса остались позади, ему что-нибудь да мешало – то встречный обоз, то попутный имперский курьер с охраной, то нищие, стоящие у дороги. А ночами было ещё трудней сделать своё чёрное – на постоялых дворах господин, как и полагалось, брал себе лучшие комнаты, а слуге обычно доставалось место на сеновале. Но, всё равно, полоса невезения когда-нибудь должна была кончиться – однажды дух-хранитель этого щёголя, обласканного судьбой по праву рождения, должен задремать, и тогда альвийский меч, это бесценное сокровище найдёт хозяина, способного им достойно распорядиться. Мысленно он уже начал продавать хозяйский клинок за десять тысяч дорги, а по ночам, если удавалось заснуть, Сайку снились неуловимые сундуки с золотом, которые носились по кущам на коротких ножках, перепрыгивая через заботливо поставленные капканы и волчьи ямы. Нет, такой жизни врагу не пожелаешь, не то, что себе… Вот и теперь проклятому юнцу не сиделось в тепле, не игралось в кости с таким же придурковатым сотником, начальником заставы, зачем-то торчащей на границе между имперскими провинциями Маргонн и Самри – его понесло в ночь, в дождь, едва кто-то ляпнул, что неподалёку живёт отшельником какой-то свихнувшийся знаток альвийских древностей… Юный балбес вообще оказался неравнодушен к альвам и пытался заговорить о них и с каждым встречным, и с любым, кого боги посылали ему в попутчики, а вот теперь из-за его дурацкого любопытства приходится месить эту проклятую грязь и мокнуть под этим гнусным дождём.

– Нет, господин мой, лучше бы нам всё-таки было подождать, пока дождь кончится, и дорога подсохнет, – проворчал Сайк, разглядывая свои штаны и полы кафтана, живописно обляпанные коричневой грязью. – Этак даже в ворота постучаться неприлично, примут за оборванца и на порог не пустят.

Усадьба, одиноко притулившейся на склоне холма, поросшего густым ельником, оказалась всего-навсего замшелой приземистой овальной башней, сложенной из грубого булыжника. Строение было древним – такие крохотные крепостицы когда-то строили воины Гиго Доргона на подступах к столице альвов, когда кровь, красная и голубая, заливала поля сражений, а исхода долгой войны ещё никто не мог предсказать.

Из трёх небольших окон под самой крышей, на высоте в дюжину локтей, сочился слабый мерцающий свет, но никаких звуков оттуда не доносилось, а размытая дорога обрывалась в сотне шагов от неприступных дубовых ворот – дальше сплошным ковром росла густая несмятая трава. Как будто все прочие посетители, чуть-чуть не дойдя до ворот, поворачивали обратно.

– Стучать я буду сам, а тебе и заходить туда незачем, – ответил Тео, преодолевший верхом пять лиг пути, в отличие от слуги, который всю дорогу шёл, держась за стремя. Одежда ди Тайра была мокра насквозь, но упругие струи дождя смывали с его панталон грязные брызги, летевшие из-под конских копыт.

Слуга уже успел заметить, что наездник из его господина, мягко говоря, неважный, и в седло он, скорее всего, сел впервые там, на заставе – с помощью двух стражников, которые едва сдерживали хохот. Экипаж, запряжённый парой лошадей, на котором они добрались из самого Лакосса, наверняка увяз бы в этом месиве серой глины. Начальник заставы, добродушный увалень, считающий дни до отставки, наверное, пошутил, называя дорогой путь до усадьбы, носящей по прихоти своего чудаковатого хозяина имя древней столицы альвов – Альванго.