– Значит, ты мне просто морочила голову?

– Значит, – вздохнула Рита. – Но, как оказалось, напрасно, раз Крупина снова взяли под стражу… Понимаешь, убит Перевалов, один мой очень хороший знакомый… Но почему арестовали Валерия – не понимаю… А я сама это только что от тебя узнала…

– Рита, зачем ты пришла на этот раз?

– Мне кажется, я знаю, кто замешан в убийстве Виолетты… – И она рассказала Берте о своей версии, связанной с добыванием необходимого количества крови, чтобы подставить Крупина. – Вот только всех деталей я не знаю… Я приехала к тебе, чтобы попросить тебя поехать вместе со мной…

– Куда?

– Да к Брагиной, к кому же еще!

– К самой близкой подруге Виолетты?

– Да, именно. Следствие почему-то решило, что ее алиби – более серьезное, чем алиби Крупина, хотя она была на дне рождения своей родной сестры, во-первых, а во-вторых, она же сама сказала, что все гости были пьяные и быстро уснули… Кто мешал ей позвонить Виолетте, назначить встречу в парке, а потом и убить ее?.. Вот только что могло подтолкнуть Брагину к столь чудовищному поступку – понятия не имею… Ты хочешь помочь своему другу?

– Хочу… Конечно, поедем!.. Тем более что, как ты рассказываешь, это она сопровождала Виолетту в лабораторию… И она могла подменить пробирки…

– И вообще, Берта, держи себя в руках… Вместо того чтобы хлюпать носом, надо действовать, понимаешь? Собирайся…

Через полчаса они уже поднимались по лестнице и звонили в дверь квартиры Маши Брагиной. Рита под впечатлением собственных, прокручивающихся в ее сознании картин убийства Крупиной забыла об опасности, которая могла исходить от подруги покойной Виолетты. И кто знает, может быть, и убийство Лени – тоже дело ее рук?

– Рита, да никого же нет дома… Мы уже сколько звоним…

Берта в отчаянии схватилась за ручку двери, и она открылась.

…Они нашли ее в ванной комнате. Ванна была полна теплой, окрашенной кровью воды, и в ней лежала одетая в яркое платье с красными маками молодая женщина. Было жарко, душно, пахло кровью и духами. На полочке стоял стакан (Рита пробормотала: «Водка»), рядом – окровавленная опасная бритва…

– У нее и правда нет груди… – сказала зачем-то Рита, не в силах оторвать взгляда от красных маков, которыми было расписано платье Брагиной.

– Сердца у нее нет, это точно!.. Жаль только, что мы так и не узнаем, за что она убила Виолетту…

– … и Ленечку… Думаю, что он догадался, кто убил его возлюбленную, возможно, позвонил ей и пригласил к себе… Разве он мог предположить, что она избавится и от него?..

– Мы с тобой всю квартиру обошли – никакого предсмертного письма… Ты будешь звонить своему Марку?

– Конечно. Вот будет ему сюрприз… Какой тяжелый день, второй труп…

Берта подошла к Рите поближе и сжала ее руку:

– Знаешь, а ведь я нашла тебя в Интернете, посмотрела твои работы… Ты на самом деле талантливая художница… И я рада, что с тобой познакомилась. Когда Валеру отпустят, мы обязательно пригласим вас с Марком к себе в гости…

– Берта, посмотри на нее внимательно: ты ничего не замечаешь? Тебе не кажется странным, что она так нарядно одета? А какие на ней украшения? Подожди… Мне кажется, я эти серьги уже где-то видела…

Она вышла из ванной комнаты, подошла к окну и набрала номер Бориса Липкина, хозяина антикварного магазина:

– Боря? Это Рита Орлова… Скажи, ты был вчера вечером у Лени Перевалова? Заходил к нему? Боря, ответь мне, потому что это очень важно…

Когда Марк вернулся к себе, в коридоре его встретила девушка. Высокая, худенькая блондинка, волосы узлом подобраны на макушке. Узкие джинсы, узкая красная кофточка. Лицо живое, румяное, глаза блестят, напугана.

– Вы – следователь Садовников?

– Да. Что вам надо?

– Моя фамилия Брагина. Я – сестра Маши. Я знаю, кто убил Виолетту Крупину, Перевалова… Это сделала моя сестра!

Марк обомлел.

– Входите.

Движения ее были порывисты, нервны, решительны.

– Вы готовы давать показания? Вы позволите, я включу диктофон?

– Да хоть сто диктофонов! Маше-то все равно уже не поможешь… Она умерла. Вскрыла себе вены. Не выдержала. Запуталась: все-таки две смерти на ее счету… Испугалась… Скажите, меня не посадят за то, что я знала и молчала? Поймите, это же была моя сестра, родная…

Марк ничего не ответил. Он вспомнил Машу Брагину, всю ее длинную нескладную фигуру, аляповатое платье, дешевые туфли…

– Вы не ответили мне…

Голос девушки сорвался, она захрипела, и Марк понял, что этот визит ей дался с кровью.

– Как вы не понимаете, я же пришла к вам сама, чтобы все рассказать… Вот вы бы предали своего брата, если бы он…

– Говорите… Как вас зовут?

– Галя. У вас можно курить?

– Курите.

Она достала из сумочки пачку сигарет, закурила.

– Они дружили со школы. И то чувство, которое испытывала моя сестра к Виолетте Вакуленко, не было оригинальным: зависть! Этим чувством были пропитаны долгие годы их так называемой дружбы. Я бы могла многое рассказать, чтобы вы поняли, как все это начиналось… Мы с сестрой всегда были плохо одеты, наши родители были простые люди и не могли дать нам всего того, что было нам положено по возрасту… Все донашивалось, перелицовывалось, перешивалось… У нас была хорошая, добрая соседка, которая всегда отдавала нам свои ношеные вещи, а мама из кожи вон лезла, чтобы сшить нам с Машей что-нибудь модное, красивое… Маша и Виолетта сидели вместе за одной партой, вот и подружились. Но Виолетта была девочка красивая, всегда нарядно одетая, капризная, она хорошо училась, кстати, и даже учеба давалась ей легко… Ну, легко жила девочка, понимаете? И это бросалось в глаза. Она же всегда была яркая, какая-то воздушная, как бабочка… Когда у нас (а мы с Машей были погодками) началось половое созревание, мы стали как-то внешне оформляться, а Виолетта и вовсе расцвела: у нее появилась красивая полная грудь… И все мальчишки просто с ума по ней сходили. У Маши же, как вы могли заметить, грудь так и не выросла. Она была симпатичной, но ужасно долговязой, как и я, девчонкой… таким гадким утенком. Чем мы только не мазали свои груди, даже птичьим пометом, делали компрессы из капустных листьев… Вы не смотрите на меня так, словно это не имеет значения. Очень даже имеет! У Маши, в отличие от меня, скажем, развился самый настоящий комплекс из-за этой самой груди. Она так страдала, что, даже когда с ней хотел познакомиться какой-нибудь молодой человек, она сама отказывала ему из страха быть отвергнутой и высмеянной… Это сейчас у нас, у взрослых женщин, отношение к этой проблеме стоит не так остро… Хотя тоже – у кого как. И моя сестра никак не могла взять в толк: почему же кому-то природой отпущено все: и красота, и ум, и прекрасные физические данные, а некоторым – уродство, отсутствие ума, вкуса… Но заставить себя не встречаться с Виолеттой, чтобы не видеть ее, моя сестра тоже не могла. Она словно подпитывалась ею, любовалась – и одновременно ненавидела. Я вот сейчас сказала это слово, а ведь оно неверное… Не совсем точное. Это была не ненависть, а скорее какое-то злое недоумение: как так получается, что Виолетте дается все с такой легкостью?.. Основные же проблемы начались, когда Маша влюбилась. И знаете в кого?