Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Стендаль — это хорошо, — сказал Климов. — Но диссертации по математике никто не читает как романы.
— Разумеется. Но математика помогает постигать жизнь не менее, чем это делает искусство… А жизнь у вас, Климов, к счастью, впереди.
— Вера Сергеевна, — с чувством сказал Климов. — Следующую работу я обязательно сдам.
— Вы меня очень обяжете. Тем более, что это будет уже плановая контрольная.
— Я не ради оценки. Я и на олимпиаду пойду, так и быть.
— «Так и быть» не надо. Раз вы разочаровались в математике…
— Я не ради математики. Я ради вас, — брякнул Климов.
Вера Сергеевна подняла брови.
— Да? Стоит ли?.. Впрочем, для начала можно и так… Ну, мы пришли, дайте портфель. Спасибо.
Когда Вера Сергеевна исчезла в дверях, Кирилл засмеялся:
— Ты чуть в любви ей не объяснился.
— Шутки шутками, а она отличная тётка.
— Давно знаю, — сказал Кирилл.
— Давно или сегодня, когда про пятёрку узнал? — добродушно подцепил его Климов.
— Не в отметках дело, сам говорил… А ты, правда, почему не сдал работу?
— Правда — мысли были не о том.
— А о чём? Неужели о смысле ?
— Ага… И о Маргарите Сенокосовой из седьмого "А".
— Ну, ты даёшь, — только и сказал Кирилл.
— Тебе не понять. Судя по всему, в тебя ещё не попадали стрелы Амура.
— Упаси господи, — засмеялся Кирилл. — И без того забот хватает.
Вернуть в класс успели почти всех. Не хватало человек семи, но это не имело значения: виновники были на месте.
Седьмой "В" сдержанно возмущался. Возмущаться громко не решались, потому что в дверях, сложив руки на могучей груди, стояла директор Анна Викторовна.
— Пятница — тяжелый день, — сказал длинный Климов, устраиваясь на задней парте.
Ева Петровна хлопнула о стол первым томом "Графа Монте-Кристо", который отобрала на предпоследнем уроке у рыжего круглолицего Витьки Быкова по прозвищу Кубышкин.
— Книга-то не моя! — сказал Кубышкин, и все привычно засмеялись. Считалось, что Кубышкин говорит только смешное.
— Тихо! Все сели по местам! Прекратить разговоры!.. Анна Викторовна, вы сами скажете?
— Говорите вы, — величественно разрешила директор.
Ева Петровна скорбно кивнула и оглядела притихшие ряды.
— Конечно, — произнесла она, — я ни дня больше не останусь у вас руководителем. Но прежде чем уйти, я должна разобраться в этом позорнейшем происшествии. Это мой долг.
Девчонки торопливо зашушукались. Они считали своей обязанностью уговаривать Еву Петровну не бросать их, когда она в очередной раз заявляла об отставке.
Сейчас, однако, Ева Петровна не стала слушать жалобных уверений в любви и преданности. Она еще раз подвергла испытанию на прочность несчастного "Графа" и потребовала:
— Встаньте, кто был задержан в гардеробной преподавателей.
Четверо встали. Куда деваться-то? Все равно портфели отобраны.
— Та-ак… — сказала Ева Петровна. Она покивала, взялась двумя руками за худой подбородок и обвела стоявших укоризненно-проницательным взглядом. Трое опустили глаза.
— Ну так что, Векшин, — произнесла Ева Петровна почти доброжелательно. — Может быть, признаться сразу? Пока есть время исправить ошибку…
— В чем признаться? — спросил Кирилл и подумал, что у Евы Петровны глаза странного цвета: как пыльная трава.
— Ты не знаешь, в чем?
— Не знаю, — честно сказал Кирилл.
— Ну, хорошо… Что вы делали в учительской раздевалке?
Кирилл улыбнулся. Чуть-чуть. Даже досада его сразу прошла. В самом деле смешно: признаваться в том, что все знают.
— Мы прятались от завуча Нины Васильевны, — сказал он.
Элька Мякишева и Нинка Родина вопросительно хихикнули и посмотрели на классную руководительницу. Она, однако, на них не взглянула. И сухо поинтересовалась:
— Зачем же прятались?
— Она загоняла нас в хор.
Анна Викторовна колыхнулась у дверей.
— Что значит "загоняла"? Ты соображаешь, что говоришь?
Кирилл опять ощутил едкую досаду.
— Соображаю, — сказал он. — Она стояла у выхода с учителем пения, хватала всех и отбирала дневники, если кто записан в хоре и не хочет идти.
— И вы решили обмануть завуча и учителя, — словно подводя итог, произнесла Ева Петровна.
Кирилл пожал плечами.
— Странно, что ты не хочешь ходить на занятия, — мягко сказала Ева Петровна. — Почему? Ты же любишь петь.
— Я не люблю, когда меня заставляют. Хор — это не уроки. Это добровольное дело.
Анна Викторовна колыхнулась у двери.
— Добровольное для тех, у кого сознательная дисциплина. А для тех, кто не дорос до нее, мы применяем добровольно-обязательный метод.
— Как у кошки с воробьем, — сказал с задней парты Климов.
— Что-что? — Анна Викторовна устремила в глубину класса настороженный взгляд. — Ну-ка объясни.
Климов охотно объяснил:
— Кошка поймала воробья и говорит: "С чем тебя есть? С уксусом или сметаной? Выбирай добровольно…"
— Ну-ка поднимись, юморист, — потребовала Анна Викторовна.
Климов поднялся, и все засмеялись. Если он вставал, всегда возникало веселье: такая мачта вырастала над партой.
— Как его фамилия? — обратилась директорша к Еве Петровне.
— Климов, — сказала та. И в голосе ее слышалось: "Это всем известный Климов, который может лишь паясничать и ни на что серьезное не способен".
— Завтра ко мне с отцом, — распорядилась Анна Викторовна.
Класс притих. Отец Климова в прошлом году разбился в автомобиле. Климов слегка побледнел, но ответил прежним тоном:
— Никак невозможно. Отца нет.
— В таком случае с матерью, — не дрогнув, потребовала Анна Викторовна.
— Тоже невозможно. Она в командировке.
— С кем же ты живешь?
— С бабушкой, — вздохнул Климов.
— Вот и прекрасно…
— А бабушке восемьдесят два года, — поспешно предупредил Климов. — Она уже не боится директоров.
— И ты, видимо, тоже? — язвительно поинтересовалась Анна Викторовна.
Климов сокрушенно покивал:
— Мама говорит: я весь в бабушку.
— "Неуд" по поведению за всю неделю, — распорядилась директор. — Ева Петровна, не забудьте.