Люди они были, конечно, грубоватые, ограниченные, с гигиеной не дружили. Но у них были представления о чести и настоящем братстве джентльменов удачи. Хотя слово «джентльмен» не говорило им ровным счетом ничего…

А еще я переживал за дядю Вову. Например, потому, что знал: не будь его, мое попадание сюда, в эти дикие заколдованные края, тотчас превратилось бы из в общем-то забавного приключения в кромешный ад тоски и безнадежности…

Похоже, Лод Рыжая Борода боялся сглазить и насчет прыти имперских галеасов несколько сгустил краски.

По крайней мере, пока те меняли галсы в надежде нащупать попутное течение, мы под крепким оствиндом оторвались от них настолько, что из поля зрения исчезли даже клотики их мачт.

Именно благодаря этому – марсовые врага полностью потеряли нас из виду – хитроумным капитанам удался их хитроумнейший замысел.

Прямо по курсу «Голодного кракена» крутились водовороты, кипела белая пена и свистел ветер в частоколе черных скал, похожих на зубастую челюсть доисторического животного.

То был риф с эпическим названием Морской Царь. (Вероятно, скальные треугольники, которые мне представлялись зубами динозавра, здешнему картографу напомнили корону Хозяина Глубины.)

С глухим стуком обрушились топорики на гудящие струны буксирных концов, и с этого мига «Любовница ветра» была предоставлена самой себе.

И если «Голодный кракен», дав право руля, осмотрительно пошел в обход рифа, направляясь к его северной оконечности, то «Любовница ветра» вполне безрассудно осталась на курсе, разве только выбрала парус грот-мачты на три четверти.

Откуда ни возьмись, появились три альбатроса и принялись кружить над кораблем Рихарда.

– Это добрый знак или нет? – спросил я у Лода.

– Это вообще не знак. Альбатросы думают, что мы сейчас выбросим покойника и они попируют.

– Разве альбатросы – падальщики? – удивился я.

– Нет. Но они любят рыб, которые любят падаль, – ухмыльнулся Лод.

С благословения альбатросов «Любовница ветра» вошла в едва приметный естественный канал, рассекающий Морского Царя на две неравные части.

Даже для нее, с ее сверхмалой осадкой, риф представлял смертельную угрозу. И вот по этому каналу, не имея подчас и двух футов под килем, рулевой-виртуоз Рихарда все-таки умудрился протиснуться вперед на кабельтов.

Но самое интересное произошло вслед за тем.

При помощи спущенной на воду весельной лодки и паруса, вывешенного на бушприте (без понятия, как такие называются), Рихард развернул «Любовницу ветра» поперек канала, а затем… отдал якорь! Но не с носа и не с кормы, как обычно, а от середины правого борта!

Потом его матросы выбрали якорный канат настолько туго, что ветер и течение заставили «Любовницу ветра» дать крен на правый борт.

Выглядело это сюрреалистично и жутко. Мы отошли от красотки Рихарда всего-то на полкилометра, а мне уже казалось, что «Любовница ветра» напоролась на рифы и терпит бедствие!

Можете себе представить, что решили командиры имперских галеасов, те самые «меднорукие», увидев спустя четверть часа «Любовницу ветра» в свои подзорные трубы!

По палубе раскидано золото. Ни одного живого человека. Мачта сломана…

Душераздирающее зрелище.

Но в то же время – зовущее. И – лишающее осторожности.

Пока «Любовница ветра» изображала из себя бедную сиротку, а ее команда, затаившись в трюмах, готовилась к абордажу, «Голодный кракен» занимался своей частью плана.

По приказу Лода корабль не только убрал все паруса и опустил реи на палубу, но также и сложил мачты! Да-да, оказывается, конструкция здешних галеасов позволяла такие трюки!

В итоге силуэт корабля уменьшился настолько, что он смог полностью спрятаться за скальной грядой на северном фасе рифа Морской Царь. Теперь увидеть «Голодный кракен» можно было только подходя к рифу с вестовых румбов.

А поскольку галеасы врага приближались почти строго с востока, то они видели лишь один «севший на скалы» галеас – «Любовницу ветра» – и заинтересованное круженье альбатросов в небесах.

Лод, как и положено настоящему капитану, не делился подробностями плана ни с кем, включая нас с дядей Вовой.

Поэтому я думал, что замысел Рихарда и Лода сводится к самому обычному абордажному бою, в котором нашим единственным преимуществом будет внезапность нападения. (Ну, если временно позабыть о преимуществе в два наших крупнокалиберных пулемета.)

Однако я ошибался…

Когда «Голодный кракен» отдал якоря и окончательно обосновался под прикрытием скальной гряды, на баке началось интригующее шевеление.

Матросы вытащили из трюма два переносных ворота с ручками. И, открыв неприметные люки в палубе-фордеке, воткнули валы принесенных воротов в них.

– Что это такое будет? – спросил дядя Вова шепотом.

– Фантазии хватает только на еще одну катапульту… Улучшенную и разбольшненную… Хотя ума ни приложу, где она прячется!

– А помнишь, я тебе как-то говорил, – сказал дядя Вова задушевно, демонстрируя между тем завидную памятливость, – что у них в носу, по сторонам от штевня, два каких-то подозрительных порта имеются?

– Ну, смутно.

– Так вот из них эти потайные катапульты и будут бить! – предположил смекалистый старшина.

– Хм, почему бы и нет…

Когда оба новоявленных ворота были настроены, матросы начали их крутить.

Под палубой раздался глухой скрежет, а затем ритмичный треск. Похоже, собачка храповика щелкала по зубчатому колесу, препятствуя откату взводимого механизма.

«Все-таки катапульта!» – решил я.

Но действительность оказалась богаче моей фантазии.

Потянулись минуты томительного ожидания.

Мы с дядей Вовой неотлучно дежурили у нашего «Браунинга», точно два голодных баклана на прибрежном камне.

Неподалеку от нас сидели, свесив ноги со своих башенок, расчеты катапульт.

Они разложили перед собой кресала и труты, готовые по первому слову командира зажечь фитили горшков с горючим маслом.

Но сделать это загодя они не спешили. Ведь даже легкая копоть, поднявшись над скальной грядой, могла выдать нас приближающимся «медноруким»!

Да, галеасы морской стражи приближались. И, что весьма немаловажно, их было два.

Два, а не четыре. Это означало, что на двух других кораблях флотилии опростоволосились то ли капитаны, то ли штурманы, и в итоге в попутное течение они не попали. По крайней мере, не попали достаточно быстро, чтобы остаться в одном строю с форвардами.

Но даже два галеаса представляли для нас смертельную опасность…

Мы с дядей Вовой галеасы «медноруких» видеть не могли. Но за происходящим – сквозь щели в фальшборте – следили люди Рихарда, затаившиеся под скатанными парусами на палубе «Любовницы ветра».