– Конечно, понимает, – с казал Альберт. – О на же индех, как мы себя называем. Одна из Людей.

Затем девочка зачерпнула горстью воду и поднесла к губам. Потом вторую. И снова закашлялась, хотя теперь уже не так жестоко.

– Удивительный способ заставить человека попить! – поразился я.

– Она собралась покинуть этот мир, – пояснил Джозеф. – Мне пришлось вернуть ее обратно через воду.

Тут заговорила девочка, заговорила спокойно и твердо, и от звука ее голоса у меня по спине непонятно почему пробежал холодок. Джозеф и Альберт засмеялись.

– Что она сказала? – спросила Маргарет.

Альберт перевел:

– Она сказала: дедушка, если вы из чук-аенде, то почему едете с белоглазыми?

Джозеф что-то ответил, и девочка удовлетворенно кивнула.

– А вы что ей сказали? – допытывалась Маргарет.

– Я сказал ей, что вы мои рабы, – ответил он.

Мы расставили палатки и набрали хвороста для приготовления еды. Джозеф и Альберт из гнутых веток, покрытых холстиной, соорудили вигвам для девочки. Пока мы работали, девочка заснула, потом проснулась и заснула опять. Всякий раз, когда она просыпалась, Джозеф снова и снова разговаривал с ней. Его речь текла сплошным гипнотическим потоком негромких слов, и все мы невольно прислушивались, хотя, конечно, ничего не понимали. Джозеф говорил, а девочка сосредоточенно смотрела на него, временами кивала или улыбалась, и снова засыпала под его плавную убаюкивающую речь.

Пока мы готовили ужин, на землю опустились сумерки. Мальчик Хесус прокрался в лагерь, ведя за собой своего ослика, которого он пустил пастись на луг вместе с нашими животными. Он не произнес ни слова и избегал смотреть мне в глаза, а просто уселся у костра, воинственно посматривая на апачскую девочку. Когда еда поспела, я вручил ему полную тарелку, а он благодарно улыбнулся мне. Теперь уже поздно было отсылать его домой.

Джозеф заставил девочку выпить немного бульона, сваренного из мяса с дикими травами, а потом она на четвереньках заползла в вигвам. Свой спальный мешок старый индеец расстелил у входа на случай, если она проснется среди ночи.

Остальные еще немного посидели у огня, попивая кофе и покуривая. Толли откупорил бутылку французского коньяка из собственных запасов. В его корзинах, оказывается, имелся целый винный погреб.

– Я всецело за житье на природе, – с казал он, – но еще на сафари в Африке понял, что незачем отказываться от своих привычек.

– Ну разумеется. Особенно когда у вас есть собственный дворецкий, – съязвил я.

Толли пустил бутылку по кругу.

– Мне не надо, – сказал Альберт, когда подошла его очередь глотнуть. – Пять лет назад я бросил пить. – Он мрачно усмехнулся. – Как многие из нашего народа, пить я не умею.

Браунинг, который все еще суетился, наводя порядок в палатке, тоже отказался от спиртного.

– Вы тоже трезвенник, мистер Браунинг? – спросила его Маргарет.

– Ни в малой мере, мисс, – отозвался он. – Время от времени я люблю вечерком пропустить стаканчик. Но никогда не пью на работе.

– Дайте бедолаге сегодня выходной, капитан Филлипс, – попросила Маргарет. – Он весь день трудится как проклятый.

– Разумеется, мистер Браунинг, – с казал Толли, – на сегодня вы свободны. Садитесь с нами. Разрешите, я плесну вам коньяку.

– Очень любезно с вашей стороны, сэр, спасибо, – поблагодарил Браунинг. – Я уже приготовил вам постель и, если я вам больше сегодня не нужен, я бы немного освежился.

– Знаете, Толли, – проговорила Маргарет, – вы, наверно, единственный путешественник, который отправился в Сьерра-Мадре с французским коньяком и английским дворецким.

– Я не так уж в этом уверен, дорогая, – отозвался Толли. – А как же Максимилиан [44]?

Браунинг расположился у костра. Теперь, когда я узнал его поближе, он уже не кажется мне таким отъявленным снобом. Он просто обладает обостренным благоразумием. А так вполне симпатичный парень, лет примерно тридцати пяти, всегда подтянутый и безукоризненно одетый, даже в походе. Держится прямо, движется изящно и при этом столько всего успевает, прямо волшебник. Но, как ни странно, время от времени я замечаю потаенную печаль в его глазах, она говорит о том, что у него есть другая жизнь, о которой мы не подозреваем.

– С вашего позволения, сэр, – заговорил Браунинг, – я не думаю, чтобы император Максимилиан забирался так далеко на север. А если и да, то его камердинер, скорее всего, был французом или австрийцем, но уж никак не британцем.

– Вот видите, – сказал Толли с насмешливой улыбкой, – какие вольности позволяют себе дворецкие, если отбросить социальные барьеры. – Он протянул Браунингу его кружку и поднял свою. – За ваше здоровье, мистер Браунинг, вы действительно умный человек. В дополнение к тому, что прекрасный камердинер.

– Большое вам спасибо, сэр, – ответил Браунинг с легким поклоном. – Я рад как могу услужить вам.

– Расскажите нам, мистер Браунинг, – обратилась к нему Маргарет, – как вы оказались в нашей стране? Так далеко от дома?

– Действительно, далеко, мисс, – ответил он. – Знаете, я приехал в Дуглас несколько лет назад, состоял на службе у одного джентльмена, у лорда Кроули. Он – один из главных вкладчиков горнодобывающей корпорации «Фелпс-Додж».

– И что же приключилось с вашим лордом? – спросила Маргарет.

– Боюсь, что, когда медные рудники в прошлом году закрылись, мисс, – отвечал Браунинг, – лорд Кроули потерял значительную часть своих денег. Он был вынужден уволить меня и вернулся в Англию.

– Разве вам не хотелось домой? – продолжала расспрашивать Маргарет.

– Разумеется, хотелось, мисс, – ответил он. – Но, боюсь, у меня не хватило средств на поездку.

– Минуточку, – вмешался я, – вы хотите сказать, что лорд привез вас сюда с собой, а потом бросил в Дугласе, штат Аризона? Просто бросил, потому что так обнищал, что пожалел денег вам на билет?

– Со всем уважением к лорду Кроули, – сказал Браунинг, – он потерпел серьезный финансовый крах, когда рудники закрылись. Его, по-видимому, сильно подвели его бухгалтеры. Мне сказали, он потерял свыше миллиона фунтов стерлингов. Вполне естественно, что он был вынужден экономить.

– А вы не думаете, что, едва вернувшись в Англию, этот ублюдок нанял нового дворецкого? – спросил я.

Браунинг ненадолго задумался:

– Вполне может быть, – сказал он, и в его голосе не было злобы.

– Разве это не типичный для богачей способ экономить в трудную минуту, мистер Браунинг? – сказал я. – За чужой счет?

– Сэр, это же риторический вопрос?

– Нет, не риторический.

– В таком случае, – сказал Браунинг со своим всегдашним непроницаемым выражением, – я предпочту не высказывать своего мнения, сэр.

– Вы молодец, мистер Браунинг, – похвалил Толли. – Чрезвычайная сдержанность – это качество я ценю в камердинере больше других. Не дадим коммунистической пропаганде разрушить освященные временем взаимоотношения между джентльменом и его слугой. Зачем кусать руку, питающую тебя?

– Именно,