Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Беатрикс…
Беатрикс остановилась и настороженно взглянула.
— Да?
Кристофер смотрел в глаза.
— Верните кисточку для бритья.
Губы сами собой растянулись в улыбке.
— Хорошо, скоро верну, — пообещала она и удалилась, оставив любимого в одиночестве.
— Тетя, смотри, кто к нам пришел! — Рай радостно бежал к загону, а следом бодро семенил Альберт.
Беатрикс работала с недавно купленным конем: прежние хозяева сначала испортили его неправильной объездкой, а потом из-за невозможности справиться с ним продали. Жеребец обладал скверной привычкой вставать на дыбы и однажды едва не убил всадника, который старался научить упрямца уму-разуму. При виде мальчика и собаки конь нервно вздрогнул, однако Беатрикс ласково похлопала его по шее и пустила по кругу медленным шагом.
Рай залез на забор и удобно устроился на верхней перекладине, а пес сел рядом, положил морду на самую нижнюю планку и принялся с интересом наблюдать за происходящим.
— Альберт пришел один? — озадаченно спросила Беатрикс.
— Да. И без поводка. Скорее всего убежал из дома.
Прежде чем Беатрикс успела что-нибудь ответить, конь остановился и снова сердито встал на дыбы. Всадница ослабила повод, наклонилась, правой рукой обняла подопечного за шею, а как только тот опустился, снова послала вперед, заставив свернуть сначала вправо, потом влево, и только после этого позволила идти вперед.
— А зачем ты делаешь такие петли? — удивился Рай.
— Этому приему меня научил твой папа: чтобы конь понял, что должен работать вместе с наездником. — Не останавливаясь, она провела ладонью по блестящей гриве. — В тот момент, когда животное встает на дыбы, ни в коем случае нельзя натягивать повод: так можно опрокинуться навзничь. Я действую иначе: едва передние ноги начинают отрываться от земли, сразу приказываю двигаться быстрее. На ходу ничего плохого не случится.
— А как ты узнаешь, что он уже исправился?
— Определенный момент уловить трудно, — пояснила Беатрикс. — Надо просто терпеливо работать, и постепенно все наладится.
Беатрикс спешилась и подвела коня к ограде. Рай с интересом рассматривал великана.
— Альберт. — Беатрикс присела на корточки и заглянула в круглые карие глаза. — Скажи на милость, что ты здесь делаешь? Убежал от хозяина?
Пес ничего не ответил, а лишь дружелюбно завилял хвостом.
— Я дам ему воды, — сказал Рай. — Пусть побудет у нас хотя бы до вечера.
— Нельзя, милый. Капитан Фелан начнет беспокоиться. Надо немедленно отвести беглеца домой.
Мальчик грустно вздохнул.
— Очень хочется пойти с тобой, но надо закончить уроки. Так мечтаю знать все на свете! Тогда не надо будет читать скучные книжки и решать бесконечные задачки.
Беатрикс улыбнулась:
— Не хочется тебя огорчать, но знать все на свете невозможно.
— А мама знает. — Рай на миг задумался. — Во всяком случае, папа говорит, что надо делать вид, что так и есть, чтобы ее порадовать.
— Твой папа — самый мудрый человек на свете, — рассмеялась Беатрикс.
Проехав верхом почти полдороги до Фелан-Хауса, она вспомнила, что не переоделась, а отправилась в рабочей одежде, в бриджах и сапогах. Странный костюм, конечно, вызовет у мистера Фелана очередной приступ раздражения.
После бала в Стоуни-Кросс прошла уже целая неделя, однако за все это время Кристофер ни разу о себе не напомнил. Беатрикс, разумеется, не ожидала визита, хотя поддержание добрососедских отношений оказалось бы весьма кстати. В надежде на случайную встречу она каждый день отправлялась на прогулку, однако всякий раз напрасно.
В том, что Кристофер нисколько не интересуется ее персоной, сомнений не оставалось. Следовательно, признание в склонности к воровству оказалось грубым просчетом: самонадеянно сравнивать свою глупую слабость с его проблемами.
— Знаешь, недавно я поняла, что больше его не люблю, — поделилась она с Альбертом на подступах к дому. — И сразу стало так легко, так спокойно! Больше не дрожу от мысли о встрече. Наверное, равнодушие доказывает, что чувство было просто мимолетной влюбленностью. Да, растворилось как дым. Теперь мне абсолютно безразлично, чем он занимается и на ком женится. Свобода! — Она посмотрела на молчаливого слушателя, поняла, что доводы малоубедительны, и тяжело вздохнула.
Подъехав к парадной двери, мисс Хатауэй спешилась и отдала повод подбежавшему груму, на лице которого было написано крайнее изумление.
— Будьте добры, держите коня наготове. Я на минуту. Пойдем, Альберт.
Дверь открыла миссис Клокер. Костюм барышни едва не сразил почтенную экономку наповал.
— Право, мисс Хатауэй… — Матрона замялась, не находя слов. — Вы одеты…
— Да-да, прошу простить. Знаю, что выгляжу непрезентабельно, но очень спешила. Альберт явился в Рамзи-Хаус, и я привела беглеца обратно.
— Спасибо, — рассеянно поблагодарила миссис Клокер. — Честно говоря, даже не заметила его отсутствия. Сейчас, когда хозяин не в себе…
— Не в себе? — Беатрикс мгновенно встревожилась. — Что это значит?
— Не имею права говорить.
— Еще как имеете! Мне можно доверять: сплетничаю исключительно с животными. Капитан Фелан заболел? Что-то случилось?
Экономка перешла на шепот:
— Три ночи назад мы учуяли дым. Оказалось, что хозяин напился в стельку и бросил в камин военный мундир вместе с медалями! Медали, к счастью, удалось спасти, а вот красивый костюм пропал. После этого господин заперся в своей комнате и принялся опустошать бутылку за бутылкой не переставая. Мы разбавляем бренди, насколько возможно, но… — Она беспомощно пожала плечами. — Он ни с кем не разговаривает, не прикасается к еде. Вызвали доктора, однако он отказался от осмотра. Вчера пригласили пастора, так бедняге пришлось уносить ноги, пока цел. Остается одно — послать за миссис Фелан.
— За матушкой?
— Упаси Боже! Нет, конечно. За младшей миссис Фелан. Мать здесь ничем не поможет.
— Да, вызвать Одри — разумное решение. Она спокойна и рассудительна, а к тому же хорошо знает мистера Фелана.
— Проблема в том, что раньше чем через два дня она не приедет… а я боюсь…
— Чего?
— Утром хозяин потребовал бритву и горячую ванну. Мы очень испугались, но отказать не решились. Как бы он себе не навредил!
Два вывода напрашивались сами собой: во-первых, на подобную откровенность экономка могла отважиться только в крайнем отчаянии, а во-вторых, Кристофер чувствовал себя очень и очень плохо.
Сердце заныло, словно пытаясь принять на себя часть чужой боли. Все рассуждения насчет вновь обретенной свободы и избавления от влюбленности оказались пустыми, абсурдными. На самом деле любовь едва не сводила с ума. Требовалось немедленно придумать какие-то умные, необходимые слова, способные принести успокоение. А главное, хотелось оказаться рядом, и для достижения важной цели годились любые средства.