Или еще из серии холостяцких воспоминаний тех времен. Каждое лето нас всех в обязательном порядке отправляли на отдых на Черное море в Чемитоквадже. Санаторий маленький, единственное развлечение — танцы после ужина. Все ребята с женами и я дружно шли на это мероприятие и садились где-нибудь кучкой. Как правило, кто-нибудь говорил: «Эдуард! Смотри, какая симпатичная девушка, хочешь познакомлю?» — после чего откалывался от нашей компании и приступал к практической реализации своего предложения, иногда даже и не выслушав моего мнения по данному объекту. Возвращался он к нам где-то под конец танцев, забыв, что он выполнял спецзадание. К концу танцев картина почти типичная: я сижу один в плотном окружении наших жен, а их мужья трудятся изо всех сил на другом конце танцплощадки в поисках достойной для Эдуарда партнерши. Все законно и все при деле! Наша солидарность с милыми, очаровательными женщинами женами нашего отряда, зародившаяся на берегу Черного моря в те далекие годы, оказалась прочной, и я до сих пор сохраняю с ними добрые, хорошие отношения. Впрочем, и с их мужьями тоже.

Еще несколько слов, чтобы закончить с «холостяцкой» тематикой. Пришло такое время, когда я остался вообще один холостяк на всех настоящих и будущих героев Звездного городка. Правда, по времени этот период был небольшим. Первым покинул немногочисленную шеренгу холостяков Андриян Николаев — его свадьба с Валентиной Терешковой все же состоялась. Прошла она очень торжественно. Начиналась в правительственной резиденции на Ленинских горах под «патронажем» Хрущева, а заканчивалась ужином в Звездном городке, куда нас всех и пригласили, предварительно собрав с нас по 10 рублей на подарок молодоженам.

Необычным образом покинул ряды холостяков мой тезка — Эдуард Кугно. В апреле 1964 года в порядке подготовки к сдаче кандидатских экзаменов проводился семинар по теории марксизма-ленинизма, на котором присутствовали все 14 слушателей-космонавтов нашего отряда (я в это время уже боролся за право остаться в отряде — лежал в госпитале на очередном обследовании) и который проводил преподаватель Академии имени Жуковского (хорошо помню) полковник Сергеев. Эдуард в ходе дискуссии высказал простую мысль: «А вот почему у нас не двухпартийная система? Как вот у американцев», — и стал развивать эту гениальную идею дальше, излагая свои взгляды на преимущества этой системы в сравнении, естественно, с нашей, где народ и партия едины и неделимы на века. Ну выступил и выступил. После него еще выступали и говорили, наверное, не менее умные слова. На следующий день про этот семинар и забыли. А через пару недель приходит приказ главкома ВВС — отчислить капитана Кугно из отряда слушателей-космонавтов как имеющего низкие политико-моральные качества (слова приказа, может быть, и не такие, но суть такая). Этот приказ, который для нас был как гром среди ясного неба, имел и этические последствия. Собрался весь отряд, я к этому времени уже вышел из госпиталя, и стали выяснять, откуда командование узнало о деталях прошедшего семинара? Кто доложил? Пригласили Сергеева. Он клянется и божится, что не он. Долго возмущались, спорили, пытались все же понять, нет ли среди нас такого добросовестного коммуниста, партийная совесть которого заставила его после семинара пойти в политотдел, и не будет ли он поступать так и впредь. Конечно, мы такого не нашли. Справедливости ради надо сказать, что много лет спустя я все же узнал, что Сергеев зашел, как, впрочем, это он делал и всегда, к начальнику политотдела и просто доложил о проведенном семинаре, не акцентируя особого внимания на отдельных выступлениях. Думаю, что это уже замполит сделал соответствующие оргвыводы. Фамилию замполита помню, но не хочу упоминать — пусть это будет на его совести. Такие уж тогда были времена. Чтобы отдать должное справедливости, хочу сказать, что пришло время, и этот замполит был переведен к другому месту службы как человек, не справившийся со своими обязанностями и слишком далекий от насущных проблем коммунистов городка. Жалко только, что это случилось после отчисления Кугно. Что ж, каждый по-своему стремился вложить свою лепту в благородное дело зарождения космонавтики в нашей стране. Сам Эдуард так комментирует это событие: «Был отчислен из-за отказа вступать в КПСС и неоднократной критики советского правительства и партийных руководителей». Смелые по тем временам поступки! В наши времена всеобщей демократии и вседозволенности, когда количество партий в многострадальной России исчисляется десятками, история с отчислением Кугно звучит как-то неправдоподобно. И все-таки сломала наша система моего тезку! В 196 7 года он вынужден был вступить в ряды нашей славной КПСС, ибо при тех условиях его бы никогда не назначили на должность заведующего кафедрой высшего училища. Долго никто из нас не знал о дальнейшей судьбе нашего однополчанина. И только в начале 2004 года выяснилось, что еще в 1994 году Эдуард Кугно умер в Киеве.

До переезда в будущий Звездный городок летчики первого отряда жили со своими семьями в военном городке Чкаловский в обычном блочном пятиэтажном доме. Кстати, Юрий Гагарин даже после полета не захотел переезжать в Москву, а остался жить в этом же доме. На последнем этаже для его семьи из двух квартир сделали одну. И только Герман Титов после своего полета получил квартиру в «генеральском» доме городка. Каждое утро автобусы развозили ребят кого куда: в часть — на медицинские испытания и тренажеры, на аэродром Чкаловский — на полеты или в московские и подмосковные фирмы — осваивать технику. Наверное, поэтому Чкаловский военный городок некоторое время в народе имел статус Звездного.

Где-то в мае 1963 года нам дали квартиры в этом же военном городке. Это был такой же обычный пятиэтажный панельный дом. Вспоминается маленькая деталь — как мы делили этажи и квартиры. Собрался весь отряд в холле нашего профилактория и каждый стал высказывать свои соображения, по какому принципу производить распределение квартир (командование доверило нам самим решать эту житейскую задачу). Варианты были разные, вплоть до того, что холостяков вообще не учитывать и дать им то, что останется. Здесь нашу холостяцкую честь отстоял я — сегодня мы холостяки, а завтра женимся, это нельзя не учитывать. Как ни странно, но с этим доводом все согласились. Еще один серьезный аргумент, за который ратовал Жора Добровольский: в авиации, мол, так — вначале летчикам, а все, что остается после них, — инженерам. Здесь уж возмутилось пол-отряда — инженеры: это вы там, в частях, были на первых ролях, а здесь, в отряде, мы все равны, и какие вы сейчас летчики, если вас, как и нас, выпускают в полет только с инструкторами (удар ниже пояса для наших асов). Поспорили-поспорили и все полюбовно решили. Мне досталась двухкомнатная квартира на четвертом этаже. Кстати, для получения ордера на эту квартиру мне пришлось прибегнуть к помощи Николая Федоровича — вЖЭКе решили, что здесь ошибка — приличную двухкомнатную квартиру дали холостяку. Постепенно все переехали в свои квартиры, вызвали свои семьи, у кого, конечно, они были. Распалась наша веселая, «условно-холостяцкая» компания, каждый занялся индивидуальным обустройством своего жилья, причем надо же ведь сделать так, чтобы у меня было не хуже, а может быть, и лучше, чем у соседа. Типичная психология жителей военных городков. Я тоже как-то незаметно втянулся в это негласное соревнование и в короткий срок с помощью мамы создал, к моему удивлению, в своей квартире уютный, совсем даже не холостяцкий уголок с гарнитурами, коврами, люстрами и даже большим письменным столом (наверное, думал, что придется писать космические мемуары). Был горд, когда ко мне заходили мои коллеги с женами, чтобы что-то у меня позаимствовать. Кучковаться стали уже по другим принципам — по подъездам и этажам, по обмену опытом по воспитанию детей, по кухонным интересам. Скучновато стало. Поэтому, наверное, я все свое свободное время, а это в основном суббота с воскресеньем, проводил в Москве — дома или в компаниях моих старых друзей, где меня, естественно, принимали с распростертыми объятиями как почетного гостя. Приятно, конечно. Иногда я привозил к себе домой наших «космических» девушек Мама потчевала их своими домашними пирогами и все жалела их как деток, оторванных от отчего дома и лишенных материнской ласки. Общительная, коммуникабельная Валентина очаровала моих родителей, и это свое доброе отношение к ней они сохранили до конца своих дней, часто ее вспоминали, хотя после ее полета собирались все вместе всего лишь пару раз. Как-то так получилось, что разошлись наши с Валентиной пути-дорожки где-то сразу же после ее полета, хотя особых поводов для этого вроде бы и не было. Думаю, что одна из причин, а может, даже и главная, заключается в том, каким становится человек, на плечи которого в мгновение ока сваливается огромный груз всемирной славы. И Валентина здесь не исключение. Не оказался исключением из этого правила и мой дружок Виталий Жолобов. Долгих 12 лет он ждал своего «звездного» часа, многократно готовился к полету, был дублером, прошел через массу жизненных испытаний и невзгод, включая и чисто житейские, не единожды наблюдал и как рождаются герои, и что с ними происходит, если свои волевые и чисто человеческие качества они оставляли на орбите. Свой 49-суточный космический полет Жолобов совершил в июле — августе 1976 года как бортинженер космического корабля «Союз» и орбитальной пилотируемой станции «Салют», где командиром был Борис Волынов. Закрутила-завертела послеполетная «звездная» карусель Виталия! Все, что пережито, прочувствовано за долгие годы ожидания — все это хотелось компенсировать двумя-тремя бурными годами геройской славы. Ладно, Бог им судья. Это еще вопрос, как бы я себя повел, если бы попал в эту геройскую компанию. Сложнейшая психологическая проблема. Лучше ее не трогать.