Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Без подписи, значит редакционная, — сделала вывод бывший редактор «Череповецких известий». — А если автор сам Радек, то написать он мог лишь с согласия Политбюро. Володя, как сам считаешь — насколько серьезна угроза голода?
Я пожал плечами. Сложно сказать. В моей истории голодом было охвачено не то тридцать, не то тридцать пять регионов, умерло около шести миллионов человек. Но это я помню официальные данные, а сколько было реально? Пусть в этой реальности ситуация малость получше, нежели в той, откуда я прибыл, но все равно, даже миллион, да что там, сто тысяч, а хоть бы и двадцать, умерших с голода — это много.
— Впрочем, — резюмировала Наталья. — Если бы угроза была несерьезная, то зачем бы о ней писать, тем более в «Правде»?
— Любая война сопровождается голодом, — дипломатично заметил я. — А наша война была очень страшная, стало быть, голод будет. Посему, будем делать то, что возможно.
— Ты мне в прошлый раз что-то про паровозы говорил. И дизельные двигатели покупали, и радиостанции. Может, лучше тебе, то есть нам, побольше зерна закупить, а не паровозах думать?
— Не получится, — вздохнул я, хотя иной раз мне самому приходили в голову подобные мысли. — И хлеб нужен, и паровозы нужны, и двигатели. Допустим, зерно мы купили, а на чем его перевозить будем? Ты же сама знаешь, что у нас на железных дорогах творится. К тому же, даже при голоде стране и жить надо, и работать. Еще надеюсь, что земли нынче побольше распахали, нежели в прошлом году, значит, уцелевшая половина урожая окажется больше, нежели могла быть. Еще надеюсь, что другие государства помогут.
— Вот это ты зря, — хмыкнула сотрудница Коминтерна. — В такой ситуации любое капиталистическое государство только цены на зерно повышать станет, чтобы побольше заработать. Ты же основы марксизма знать должен?
— Как говорил Маркс — нет такого преступления, на которое не пойдет капитал ради прибыли в триста процентов,
— В сущности, все правильно, хотя и не Маркс это сказал, — хмыкнула Наталья.
— Не Маркс? — расстроился я. — А кто же это сказал?
— Сказал это английский журналист и общественный деятель Томас Джозеф Даннинг, а Карл Маркс на него только сослался. Вам бы, молодой человек, следовало подтянуть теорию.
— Обязательно, — согласился я. — Как только война закончится, так и начну подтягивать.
Если честно, я немного обиделся. Когда, скажите, мне теорией заниматься? Я то в окопах, то в засаде, а то в бронепоезде. Сейчас все брошу и пойду Карла Маркса читать. Но Наташка это и сама поняла. Погладила меня по руке и сказала:
— Володя, не обижайся. Это мне в ссылке читать было нечего, кроме Библии и «Капитала», вот я их и штудировала.
— Значит, я пока Маркса читать не стану, а если понадобится, то у тебя проконсультируюсь.
В комнату заглянула горничная.
— Наташа, вас, вместе с женихом, приглашают на кофий. Вы пойдете?
Ишь, как дипломатично. Да еще и на кофий.
— Дуня, это мой жених, зовут Олегом. — представила меня Наташа. — Если ты слышала еще про кого-то, забудь.
— Уже забыла, — кивнула горничная. — Так, кофий-то пить пойдете, или сюда принести?
— Пойду, — решила Наташа, вручая мне газету с ошметками шкурки и косточками.
— А рыбки у вас больше не осталось? — принюхиваясь к вобле поинтересовалась горничная.
Нахальная прислуга, однако. Я бы ее уже уволил.
Глава шестнадцатая. Приданое
Все-таки, как хорошо, что родители моей супруги не успели окончательно «офранцузиться», а иначе пришлось бы пить кофий без ничего, если только со сливками. А тут тебе и ветчинка, бутерброды с маслом, красной рыбой и еще чем-то вкусным, вроде паштета. Андрей Анатольевич Комаровский, помешивая ложечкой в кофейной чашке, внимательно смотрел на меня, словно сравнивая физиономию будущего зятя с фамильными портретами, висевшими на стенах родового замка. Не факт, конечно, что у его предков имелся замок, но все могло быть.
Граф был очень доволен, потому что я только что сообщил, что готов стать Комаровским.
Наташка, явившаяся к кофейному столу с уцелевшей воблой (одну рыбину пришлось-таки пожертвовать прислуге), принялась ее кромсать, запивая кофе.
— Вот, молодец, догадался-таки привезти, — радостно заявила будущая теща, любовно глядя на дочку и подкладывая мне очередной бутерброд вместо съеденного — я так торопился к Наташе, что не успел перекусить. Уже слопал не то четыре, не то пять бутербродов, да и что там есть-то? Крошечные такие, дохленькие бутербродики.
— А что, во Франции сушеная рыба перевелась? — поинтересовался я.
— Такой нет. И огурцы здесь солить не умеют, — пожаловалась Наталья, дожевывая кусочек рыбки. — А корнишоны французские, по сравнению с нашими огурчиками — дрянь. Володя, ты почему соленых огурцов не привез?
— Была мысль прихватить бочонок, — ответил я, говоря чистую правду. — Прошелся по двум рынкам, там только бочками или на развес продавали, а чтобы бочонок небольшой, литров на десять, или на пять, таких не было. Бочку, уж извини, мне не дотащить было, да еще с пересадками.
— Мог бы пустой бочонок купить, положить огурчиков, рассолом залить, вот и все, — пожала плечами Наташа.
— Не догадался, — огорчился я. И впрямь, если взять пустой бочонок, ошпарить его кипятком, набить солеными огурцами и залить рассолом, то может и довез бы. За те пять дней, что я был в пути, они бы не испортились.
— Вроде бы, русских здесь много, огурцы растут, так в чем проблема?
— Не солят здесь огурцы, не принято, — вздохнул граф Комаровский. — Даже русские, кто свои фермы имеет, их мариновать предпочитают.
А ведь похоже, Андрей Анатольевич уже искал соленые огурцы для беременной дочери. Молодец. К тому же, я больше чем уверен, что даже если засолить во Франции французские огурцы по всем нашим рецептам, с чесноком, хреном и смородиновым листом, они не сумеют конкурировать с русскими. Это как с огурцами моей мамы. После ее смерти таких вкусных солений, что делала она, я не пробовал.
— Владимир … прошу прощения, хотел сказать — Олег Васильевич, хотел заметить, что