таких вещах знать, но не сподобился. И мои «зубры» от бухгалтерии не подсказали. Эх, надо бы взять в штат полпредства графа Комаровского. Можно даже оплачивать разовые консультации. Я бы и взял, если бы не опасался, что в Москве меня потом обвинят не только в том, что привлекаю на службу бывших, но и в семейственности. И не знаю, какое из обвинений хуже.

Теперь нужно отыскать французскую фирму. У Натальи должны быть знакомства. Хотя, с Коминтерновскими деятелями я бы не стал связываться. Эти не тридцать процентов потребуют за посредничество, а все пятьдесят снимут.

— Кстати, надежную фирму вам может порекомендовать граф Игнатьев. У него здесь огромные связи. Подозреваю, что имеются фирмы-посредники, закупавшие для русской армии оружие и в Австро-Венгрии, и в Германии.

Вполне возможно. Во все времена любители заполучить деньги продавали оружие враждующей стороне. Да что за примерами далеко ходить? Белогвардейские интенданты продавали Красной армии оружие и обмундирование, а наши им зерно. Не думаю, что немцы, даже при всей их дисциплинированности и законопослушности, любят деньги меньше, нежели французы.

— Олег Васильевич, — начал граф, но я его перебил:

— Можно просто Олег, без отчества.

— А это удобно? — нахмурился Андрей Анатольевич. — Все-таки вы занимаете очень высокий пост.

— Вполне, — улыбнулся я. — Будет забавно, если тесть обращается к зятю по имени и отчеству.

— Хорошо, так действительно удобнее, — улыбнулся и граф, и спросил. — Наташа мне говорила, что вы интересовались ее портретом, очень хотели бы на него посмотреть. Он в кабинете.

Как бы ни старались искусствоведы дать описание картинам Серова, на самом-то деле сделать это невозможно. Как передать краски, настроение изображенного на полотне человека? Только словами, а слова, увы, не всегда могут отразить увиденное. Только великий мастер способен передать не только внешнее сходство, но и внутреннее состояние

Я видел «Портрет гимназистки» и в Третьяковской галерее, и на репродукциях. Собственно говоря, что там такое увидишь? На подоконнике сидит девушка лет пятнадцати в гимназической форме — коричневом платье, белоснежном переднике и кружевном отложном воротничке.

Никак не думал, что познакомлюсь с девушкой с портрета, а уж тем более, что не просто познакомлюсь, а она станет моей невестой. Мистика какая-то. Кажется, она не просто сидит, а еще и болтает ногами и, хотя губы сжаты, о чем-то пытается разговаривать с художником. Лицо…

Подошел поближе, чтобы увидеть какие-нибудь детали. И вот тут меня словно бы ударило. Не знаю чем — обухом по голове, током, бампером автомобиля. Я видел эту девушку на школьных фотографиях, где она не то в восьмом, не то в девятом классе. Школьная форма, хотя и изменилась с тех времен, все равно, какое-то сходство есть. Я же прекрасно знаю это лицо, потому что это лицо … моей жены, только за пять лет до нашего знакомства.

Как же такое возможно? Я же видел этот портрет в своей реальности, но никакого сходства с женой у девушки с портрета не находил. И у Натальи нет с ней ни малейшего сходства. А между тем, это был портрет Наташи, но в то же время лицо гимназистки напоминало лицо моей жены, оставшейся от меня за сто лет.

— Впечатляет? — услышал я откуда-то издалека голос графа. Видимо, Андрей Анатольевич меня о чем-то спрашивал, а я даже не слышал вопросов. — Олег, у вас такое лицо, словно вы привидение увидели.

Привидение? Вполне возможно, что и привидение. Только как можно увидеть душу человека, которому суждено родиться через пятьдесят лет, да еще и в другой реальности?

— Я бы вам сейчас порекомендовал выпить рюмочку коньяку, — совершенно серьезно сказал граф. — И плюньте, даже если вы из старообрядцев. Даже ревнителям старой веры разрешается выпить одну рюмку ради здоровья.

Рюмка коньяка? Заманчиво, черт возьми. Я чуть было не согласился, но вовремя взял себя в руки. Кто знает, что со мной может сотворить одна рюмка конька? Хорошо, если просто упаду, а если потянет на откровения, или на приключения? Нет уж, не надо.

— Я бы сейчас еще чашечку кофе выпил, покрепче.

Мы с графом отправились в столовую. Комаровский лично поставил кофейник на пламя спиртовки, подогрел и собственноручно налил мне кофе.

Глоток кофе иной раз творит чудеса и прочищает мозги. Наверное, контузия все-таки сказывается, и у меня потихонечку съезжает крыша, если в портрете здешней невесты (почти жены) начинает мерещиться другая жена. Как ни странно, но мысль о возможном сумасшествии меня успокоила. Все-таки, хотя бы какое-то объяснение. Все лучше, чем верить в мистику.

Тут появились женщины. Видимо, Наташке стало лучше и мама разрешила выйти к жениху.

— Я и не знал, что Олег так увлекается живописью, — сообщил граф. — Впервые вижу такое, чтобы перед твоим портретом кто-то застыл, как вкопанный.

Наташка сразу же заулыбалась, потянулась ко мне, поцеловала, не постеснявшись родителей.

— А знаете, мне за Серова предлагали хорошие деньги, — похвастался Комаровский. — Еще до войны, когда франк был гораздо крепче, один торговец хотел заплатить за «Потрет гимназистки» четыре тысячи франков. Я отказался, хотя потом и жалел. По нынешнему курсу это почти тридцать тысяч франков.

— Не продавайте, — попросил я. — А если соберетесь продать, сообщите мне. Я куплю этот портрет за любые деньги. Сто тысяч франков, миллион, неважно.

— Володя, а где ты такие деньги найдешь? — удивилась моя будущая жена.

— Как это где? В банке. Украду из средств графа Игнатьева. То есть, уже из средств Советской России. Возможно, меня за это и отдадут под трибунал, а может и нет. Сообщу руководству, что спасал бесценное творение Валентина Серова, чтобы поместить его в Русский музей.

— А почему не в Третьяковскую галерею?

— Так в галерее уже есть и «Девочка с персиками» и «Девушка, освещенная солнцем», а в Русском музее такого шедевра нет. Пусть будет. Повесят его где-нибудь рядом с «Сибирячкой» Сурикова, смотреться будет интересно.

— Пожалуй, придется мне твой портрет тебе в приданое отдавать, а? — засмеялся граф.

— Пап, ну какое приданое? — вздохнула моя большевичка. — Все бы тебе какую-то ерунду молоть. Ну к чему мне какое-то приданое?

Вот здесь я бы с Натальей поспорил. От такого приданного не стоит отказываться. Правда, где мы это приданое повесим? И, не лучше ли его сразу отдать в музей? Серов — выдающийся художник, а картина огромных денег стоит, но мне мое душевное здоровье дороже.

Глава семнадцатая. Философия Канта и пушки

Теплый майский вечер. Кафе «Ротонда». Знаменитостей, известных в лицо, не наблюдаю, знакомцев тоже.

И что-то мой Потылицын задерживается. Или нет? Нет, это я пришел раньше, чтобы