А уж местные Хироны (больше смахивающие на Церберов) увели жертву в глубины этого огромного сумеречного дома, будто населённого тенями – так пусто и тихо было в его бесконечных тусклых коридорах, на бесчисленных лестницах со стёртыми за годы ступенями. По сторонам уплывали назад двери – десятки, сотни их! – и что творилось за ними, знать не хотелось. Лучше не заглядывать туда, лучше и вовсе никуда не приходить – так и брести по пасмурным переходам день за днём, раз уж нельзя вырваться к свету.

Но, конечно, зверомордые конвоиры в конце концов доставили Вадима по назначению, покинув его в просторной комнате, столь же пустынной, как прочие помещения, и со многими стульями, расставленными вдоль голых стен. Может, Вадима хотели потомить перед грядущим допросом, а может, и вправду репрессорам было не до него. В любом случае он даже обрадовался передышке, позволявшей привести в порядок мысли и слегка пригасить чувства, чтоб не мешали жить.

Потом открылись другие двери, ведущие если не в ад, то, уж наверно, в чистилище, и двое столь же звероподобных, будто из одного питомника, громил, однако без униформы и с проблесками разума в глазах, слаженным кивком пригласили Вадима внутрь. Он послушно вошёл и в глубине строгого кабинета за стандартным столом узрел первого ведьмодава всея губернии, главаря здешней банды, самого Верховного Репрессора.

Бондарь и сидя выглядел громадным – даже по нынешним меркам Вадима. Плечи у него были на полстола, костяк могучий, точно у серка. А вдруг в самом деле? Прищурясь, Вадим вгляделся в его костистое лицо и усомнился: в глубине глаз, правда, вспыхивают зловещие огоньки, но это мало походит на дремлющее безумие серка. Зато властности во взгляде репрессора хватило бы на троих таких зверюг.

– Вот наконец мы и встретились, Вадим Александрович, – произнёс Бондарь голосом звучным, обволакивающим и улыбнулся не без приятности. – Вы ведь тоже меня знаете, правда?

Однако в пристальные глубокие глаза его смотреть по-прежнему не хотелось, и недаром, видно, про главного репрессора ходила слава второго Распутина. Он умел подчинять людей – если не удавалось их расположить.

– Видел как-то, – подтвердил Вадим, усаживаясь в жёсткое кресло. – Вам не очень идёт форма – вы знаете?

Бондарь негромко рассмеялся, щуря глаза, – будто от удовольствия.

– Как видите, сегодня я в штатском, – ответил он. – Так лучше?

– Намного.

– А вы со всеми такой искренний? – осведомился репрессор. – Нет, поймите правильно: лично я приветствую!.. Но ведь в большинстве люди такие обидчивые, злопамятные, просто глупые. Не боитесь?

– Что делать? Против натуры не пойдёшь.

– Если её не сломают, – возразил Бондарь и опять приветливо улыбнулся. – Обстоятельства, проблемы, мерзавцы, коих немало, – короче, то, что называется жизнью.

– Это ещё не повод, чтоб самому же себя насиловать, – ответно усмехнулся Вадим. – И без того найдутся желающие, верно?

– Это да, да…

Разговаривая, хозяин смотрел на него в упор, словно пытался сразу подмять либо хотя бы отыскать уязвимые места в обороне гостя. Давящий этот взгляд отвлекал, сбивал с мыслей – Вадим старательно избегал его, будто в рассеянности озирая кабинет. Самое странное, что сам он совершенно не чувствовал собеседника – впервые за много лет. Похоже, Бондарь и впрямь фигура незаурядная.

– Для того мы и поставлены, чтоб этим желающим укорачивать руки, – продолжал репрессор. – Чтобы честный, законопослушный крепостной мог спокойно заниматься своим делом.

– Ну да, нечто похожее я уже слышал, – не сдержался Вадим. – От крутарей.

– И вы можете сравнивать? – укорил Бондарь. – Такое даже оспаривать неловко.

– Извините, я не хотел вас огорчать.

– Да ладно, будто вы первый! – отмахнулся тот, словно не заметил иронии. – Во все времена народ не жаловал карающие органы – в общем, это нормально… хотя обидно.

– Карательные? – переспросил Вадим, не понимая, что за бес его дёргает. – Простите, я не расслышал.

В ответ Бондарь лишь покачал головой – по-отечески снисходительно. «А в самом деле, сколько ему лет? – подумал Вадим. – Чёрт его знает – человек без возраста. Но не настолько же старше меня?»

– Беда в том, что доброго отношения люди не понимают, – посетовал репрессор. – Их, точно бестолкового щенка, приходится время от времени тыкать в собственное дерьмо, чтоб не слетали с нарезки и помнили своё место. Вот отпустили народец недавно и чего добились? Вспомнить же жутко!.. Да и сейчас немногим лучше.

– «Же-жу», – повторил Вадим едва слышно, словно пробуя звуки на вкус.

– Что? – не разобрал хозяин.

– Один мой приятель любит повторять: тружусь как пчёлка – жу-жу-жу.

– Это вы к чему?

– Так просто… Продолжайте, я слушаю, – попросил Вадим с искренним любопытством. И правда, от подобных типов можно узнать столько неожиданного!

– Страха нет, – сказал Бондарь с сожалением. – Страха! Всем наплевать на всё. Не осталось ничего запретного, надо всем потешаются, про Первого анекдоты травят, даже про Основателя!.. Нет уважения, нет веры, нет стыда.

– По-вашему, всего можно добиться через страх? – спросил Вадим. – А по-моему, он рождает лишь ненависть. – Заметив внезапную напряжённость во взгляде репрессора, он с простодушной улыбкой добавил: – Ведь мы пока беседуем, правильно?

Не объявлять же, что он прекрасно чувствует, как с самого начала репрессор пытается пробиться сквозь его психозаслоны – на манер колдуна Михалыча из железобетонной избушки, только куда мощнее и напористей. Где он набрался этого, интересно? И как далеко зашёл?

– Замечательно, что вы такой открытый, – похвалил Бондарь. – Как говорится, душа нараспашку. Значит, и по другим темам проблем не возникнет.

– Давеча я проходил собеседование в КБ, – доверительно сообщил Вадим. – Наверно, вы уже затребовали результаты у режимников?

Бондарь усмехнулся.

– Эти дурни полагают, будто детектор не обмануть, – сказал он. – Но ведь мы с вами – люди умные, верно?

Вадим скромно промолчал.

– Вы ведь интересовались историей? – продолжал Бондарь. – Представьте, я тоже. И обнаружил там массу полезного. Оказывается, и века назад люди боролись за правду. А средства для добывания истины…

– Для выбивания, – пробормотал Вадим себе под нос, однако на этот раз Бондарь услышал.

– Можно сформулировать и так, – кивнул он. – Хотя термин «выбивание» слишком узок. Существовали ведь и пытки огнём, под ногти там чего-то загоняли… Негуманно, согласен, – так ведь не надо врать!

– Пытливые люди.

– Что?

– Пытливые – от слова «пытка».

– Это про нас? – Бондарь рассмеялся. – Что ж, рад за вас: вы ещё способны каламбурить. Хотя в вашем положении…