По тротуару текла плотная людская масса. Ее движение напоминало плохо организованную эвакуацию. Старики попадались редко, в основном это были молодые семьи, похожие на крохотные дилетантские таборы: взрослые несли чемоданы и узлы, дети, надрываясь, волокли сетки с консервами или перевязанные крест-накрест подушки. Стайка свирепых малолеток внаглую грабила брошенные машины, но до них никому не было дела.

Негры, монголоиды, латиноамериканцы брели вместе со всеми, и ничем особенным не выделялись. Они также перли какое-то барахло, толкая перед собой тележки и детские коляски со скрипучими вихляющимися колесиками. По идее, они должны были выехать еще во время Балтийского кризиса. Может, потом все наладилось, и они вернулись? Лишь для того, чтобы в две тысячи двадцать шестом вновь стать беженцами…

– Как ты? – Осторожно спросил я.

– Веселого мало, но я уже смирилась. Наверно, это самое лучшее из того, что мы могли увидеть, – ответила Ксения.

– Сколько же нам придется добираться?

– Уже пришли. Мы ведь с тобой соседи.

Ксения указала на высокую остроконечную башню – двадцать лет назад ее еще не было. Я огляделся, запоминая место и пытаясь найти знакомые ориентиры.

Квартира Ксении представляла собой квадратное помещение примерно десять на десять метров. Ее можно было принять за что угодно, только не за жилье. Стена напротив двери была пустой и гладкой, как столешница.

– Вид – да, – сказала Ксения.

Темно-зеленое покрытие стены посветлело, стало сначала песочным, потом матово-белым и наконец прояснилось, открыв захватывающую дух панораму. С высоты тридцать второго этажа остальные дома казались скоплением картонных коробок, а кишащие между ними люди – густой грязной пеной.

– Нравится?

– Лучше закрой.

– Вид – нет.

Окно тут же помутнело и окрасилось в прежние цвета.

– Свет – да, девять.

Поверхность потолка засияла так, что мне пришлось приставить ко лбу ладонь.

– Слишком ярко? Свет – четыре.

Невидимые лампы притухли, и глаза перестали слезиться.

– Хочешь удивить? – Спросил я. – Мы и не про такое читали.

У стены, примыкавшей к окну, лежал высокий матрас, такой же квадратный, как и сама комната. На полу рядом с ним стояло несколько устройств, часть из которых мне удалось узнать.

– Телевизор?

– Вроде того.

– Телевизор – да, – приказал я, желая не выглядеть олухом, но ящик не откликнулся.

– Телеприемник – да…

Снова никакой реакции.

– Экран – да… Кино – да…

Ксения засмеялась и, скинув ботинки, залезла на матрас.

– У него есть имя. Его зовут Ванек.

– Ванек – да!

– Нет, Миша, это тебе не гриль. Ванек – связь, сеть Б.

– Говорите, – раздалось из телевизора, хотя экран остался черным.

– Буфер ноль сорок три, пожалуйста, – сказала Ксения, не повышая голоса.

– Ноль сорок третий вас слушает.

– Сообщение на адрес двадцать четыре – триста двенадцать. Кенгуру проголодалась.

– Двадцать четыре – триста двенадцать, сообщение записано. Спасибо за звонок.

– И что это было? – Поинтересовался я.

– Сейчас начальство получит послание, и за нами пришлют. Перекусить пока не хочешь?

Я понял, что Ксении интересно не столько меня покормить, сколько похвастаться своей техникой, и отказывать ей в этом я не видел причин. Обед из трех блюд она приготовила, не вставая с матраса. Несколько имен, несколько чисел, пара команд – и в стене над телевизором неожиданно открылась ниша, из которой выехали две полочки с подносами.

– Как ты запоминаешь всю эту абракадабру?

– Это гораздо легче, чем чистить картошку.

– А где у тебя стулья?

– А зачем они нужны? Садись на кровать или на Ванька, он выдержит.

– Да, шагнули потомки, ничего не скажешь.

– Вообще-то, у нас так живут немногие.

– Сейчас, наверное, уже никто.

Я хотел выглянуть в окно, но вспомнил, что Ксения его выключила. То, что происходило на улице, никак не сочеталось с Ваньком, интеллектуальной люстрой и бифштексом, который жарится самостоятельно. Когда Россия напала на Балтийский Союз, у меня исчезли даже пуговицы с рубашки, а здесь, в квартире Ксении, все оставалось по-прежнему мило и уютно.

– Есть такие категории госслужащих, которые нужны любой власти, и она всегда будет о них заботиться – несмотря ни на что.

Доев мясо с картошкой и выпив стакан теплого лимонада, я вопросительно посмотрел на Ксению. Она убрала подносы в нишу и закрыла дверцу.

– Что-то они опаздывают, – забеспокоилась Ксения. – Ванек – связь, сеть Б. Буфер ноль сорок три.

– Ноль сорок третий вас слушает.

– Подтвердите мое сообщение на двадцать четыре – триста двенадцать.

– Сообщение записано.

– Его получили?

– Минуточку… Сообщение не востребовано.

– Этого не может быть. Проверьте адрес.

Ванек замолчал и после долгой паузы объявил:

– Адрес двадцать четыре – триста девятнадцать разбронирован. Хотите отозвать сообщение?

– Что?! Проверьте еще раз.

– Адрес не занят.

– Отзываю, – Ксения обхватила голову руками и принялась раскачиваться из стороны в сторону. – Вот так номер. Это не пропажа кофемолки. Это…

– Ты потеряла связь?

– Не знаю. Есть еще один канал, аварийный. Так, мне нужно в город. Заодно послушаю, что там говорят.

– Одна не пойдешь.

– Сиди, помалкивай, – раздраженно бросила Ксения. – В шпионов играть надумал? – Она быстро зашнуровала ботинки и, превратив часть стены в зеркало, поправила прическу. – Миша, я скоро вернусь. Ванек – показывай.

Экран засветился, послышалась легкая музыка.

– Захочешь переключить канал – назовешь номер. Еще он понимает «громче – тише». Чтобы выключить, нужно сказать «надоело».

Умный телевизор распознал кодовое слово и отключился.

– Теперь о сантехнике. Вон в том углу…

– В этом пока нет необходимости, – процедил я.

Приказав Ваньку показывать, я некоторое время созерцал красивые пейзажи, потом опомнился и потребовал:

– Четвертый.

На экране возник обаятельный дядя, ловко колотящий двух дебилов.

– Седьмой.

– Не верьте сплетням, не верьте слухам. Верьте живым людям, – произнес голос за кадром. Это, безусловно, была реклама. – Человек, обещающий миллионам, не может соврать.