— Не обижай его, он безобиден. Оставь бедного ребенка в покое.

— Ладно, Тамре. Я дам тебе шанс. Веди нас туда, где ты видел священное животное.

Мальчик не отпускал руку Ройан. Он шел, приплясывая и увлекая молодую женщину за собой. Через какие-нибудь сто ярдов его страх улетучился. Тамре улыбался и порой робко смеялся.

Через час он успел увести их от Дандеры, и теперь они пробирались через густые кусты туда, где известняковые скалы окружали непроходимые заросли. Шипастые ветви растений переплетались так, что, казалось, между ними невозможно пройти. Но Тамре вел своих спутников по узкой, извилистой тропинке достаточной ширины, чтобы красные колючки-крюки все же не цепляли за одежду. Потом он резко остановился, потянул Ройан за руку и указал вниз, почти себе под ноги.

— Река! — важно объявил он. Николас подошел к нему и присвистнул в изумлении. Тамре провел их по широкой петле и вывел к Дандере там, где она еще бежала в глубокой расщелине.

Они стояли на самом краю пропасти. Англичанин немедленно понял, что, хотя по верху ущелье было не шире сотни футов, ниже открывалась настоящая бездна. Скала под ними напоминала формой бутыль для тея, то есть ущелье внизу было больше, чем сверху, там, где они стояли.

— Я видел священное животное вон там. — Тамре указал на дальнюю сторону пропасти, туда, где маленький ручеек змеился по склону, вытекая из-под куста. С каменной стены свисали целые бороды зеленого мха, а вода с журчанием стекала по ним и падала в реку.

— Если ты видел его там, то почему привел нас сюда? — спросил Николас.

Казалось, Тамре вот-вот заплачет.

— С этой стороны легче пройти. На другой стороне нет тропинки сквозь кусты. Шипы поцарапали бы возеро Ройан.

— Что ты на него набросился? — снова вступилась за мальчика Ройан, обнимая Тамре за плечо.

— Я вижу, вы сговорились против меня, — пожал плечами Николас. — Ну что ж, раз мы здесь, почему бы не посидеть, ожидая появления дедушкиного дик-дика?

Он выбрал местечко в тени одного из низких деревьев, почти нависающих над пропастью, и шляпой расчистил землю от упавших сучков, чтобы можно было сесть. Потом Николас прислонился спиной к стволу и положил ружье на колени.

Время перевалило за полдень, и жара достигла апогея. Англичанин протянул флягу с водой спутнице и, пока она пила, бросил взгляд на Тамре и проговорил по-английски:

— Может, сейчас подходящий момент, чтобы выяснить, знает ли наш приятель что-нибудь о печати Таиты в митре. Он тебя просто обожает и расскажет все, что хочешь знать. Расспроси его.

Она начала ласково разговаривать с мальчиком, то и дело гладя по голове, будто он был щеночком. Ройан обсудила с Тамре вчерашний пир, похвалила красоту подземной церкви, древние фрески и, наконец, обратилась к митре аббата.

— Да-да. Это камень святого, — с готовностью согласился Тамре. — Синий камень святого Фрументия.

— Откуда он взялся? Ты ничего не знаешь?

Мальчик смутился:

— Не знаю. Он очень старый, наверное, такой же, как Христос Спаситель. Так говорят священники.

— Ты не знаешь, когда его нашли?

Он покачал головой, а потом, желая порадовать ее, предположил:

— Может быть, он упал с небес?

— Может быть. — Ройан бросила взгляд на Николаса, который закатил глаза и прикрыл лицо шляпой.

— Или святой Фрументий дал его первому аббату перед смертью. — Тамре явно увлекся. — Или он лежал в гробу вместе с ним, и камень нашли в могиле.

— Вполне может быть, Тамре, — согласилась Ройан. — А ты видел могилу святого Фрументия?

— Только рукоположенные священники могут входить в макдас, в святая святых, — с виноватым видом прошептал мальчик и опустил голову.

— Ты видел ее, Тамре, — мягко заметила Ройан, удивленная чувством вины послушника. — Ты можешь рассказать. Я не скажу священникам.

— Только один раз, — сознался он. — Другие мальчики виноваты, это они отправили меня коснуться табота. И избили бы, если бы я не согласился. Всех послушников заставляют сделать это. — Он затараторил, вспоминая ужасы инициации: — Я был один. И очень боялся. Мне пришлось прийти туда после полуночи, когда священники заснули. Темно. В макдасе живет дух святого. Мне сказали, что, если я недостоин, он поразит меня молнией.

Николас снял шляпу с лица и медленно выпрямился.

— Честное слово, ребенок говорит правду, — тихо промолвил он. — Он был в святая святых. — Англичанин перевел взгляд на Ройан. — Продолжай расспрашивать его. Он может рассказать что-нибудь полезное. Узнай про могилу святого Фрументия.

— Значит, ты видел гробницу? — спросила Ройан, и мальчик закивал. — Ты входил внутрь?

— Нет, на входе решетка. Только аббату позволяется заходить внутрь в день рождения святого.

— Но сквозь прутья ты поглядел?

— Да, но там очень темно. Я видел гроб святого. Он сделан из дерева, и на нем картинка — лицо святого.

— Он был черным?

— Нет — белым с рыжей бородой. Рисунок очень старый. Изображение совсем поблекло, а дерево гниет и крошится.

— Гроб стоит на дне могилы?

Тамре наморщил лоб, стараясь вспомнить, и после некоторого раздумья покачал головой:

— Нет, на полке в стене.

— А что ты еще можешь рассказать о могиле святого? — продолжала расспрашивать Ройан.

— Там было очень темно, а отверстия в решетке маленькие.

— Это не важно. Гробница находится в дальней стене макдаса?

— Да, за алтарем и камнем табота.

— А из чего сделан алтарь — из камня?

— Нет, из дерева, из кедра. На нем свечи, большой крест, митры аббата, потир и посох.

— Он крашеный?

— Нет, на алтаре вырезаны картины. Но они совсем другие, чем внутри могилы святого.

— А в чем отличие? Рассказывай, Тамре.

— Не знаю. У людей смешные лица. Другая одежда. И еще есть лошади. — Он совсем запутался. — Они другие…

Ройан попыталась добиться от Тамре более детального описания, но он все больше и больше смущался и противоречил себе. Поэтому она изменила тактику.

— Расскажи мне о таботе, — предложила Ройан, но тут вмешался Николас:

— Нет, лучше ты расскажи о нем. Это нечто вроде еврейского ковчега завета?

Она обернулась к нему:

— Да, по крайней мере в египетской церкви это так. Его обычно хранят в ларце, украшенном драгоценными камнями, и заворачивают в вышитую золотом ткань. Единственная разница состоит в том, что у евреев внутри хранились Десять заповедей, а в нашей церкви — молитва, посвященная святому конкретного храма. Это живое сердце церкви.