В ответ раздалось робкое блеяние. Тема разговора была болезненной. Но Мисс Мапл безжалостно продолжала:

— А потом Джордж и мясник испугались еще больше, потому что убийцы их обнаружили и поняли, что они знают.

Овцы переглянулись. Кто и что знает? Мисс Мапл воспользовалась всеобщим замешательством, отщипнула золотистый одуванчик и тщательно его прожевала. Затем продолжила:

— Убийцы тоже испугались, испугались, что все выйдет наружу. Этот страх сделал их опасными, как собак. Собаки, которые боятся, опасны вдвойне. Трусливые собаки всегда кусают.

Вдруг она посмотрела на Моппла.

— Моппл, что ты должен был запомнить?

— Все, — гордо ответил Моппл.

Мапл вздохнула.

— А еще что?

Моппл подумал долю секунды.

— Короля кобольдов.

Мисс Мапл кивнула:

— Теперь мы знаем, почему дети боялись Джорджа, хотя он никому ничего плохого не сделал. Они научились этому страху у взрослых, как ягнята. Для взрослых Джордж был опасен, потому что знал их тайну.

Овцы молчали, потрясенные ее словами. Мисс Мапл и в самом деле самая умная овца во всем Гленнкилле.

— Но, может быть, все это вообще не имеет отношения к смерти Джорджа, — сказала Зора. — Все-таки много лет они его не трогали. Почему же сейчас?

Мисс Мапл решительно покачала головой:

— Очень даже имеет. Лопата здесь, лопата там — все это слишком бросается в глаза. Обычно лопаты совсем не опасны. Наша, например, много лет стояла в сарае для инструментов — и ничего. И вдруг два человека погибают от лопаты… Ведь именно так должно было все выглядеть в случае с Джорджем, хотя он и был сначала отравлен. Кто бы ни убил Джорджа, но он хотел напомнить о Маккарти.

— А что с мясником? — проблеял Моппл, который снова нарушил свой обет молчания и жевания жвачки. — Мясник ведь тоже знал о Маккарти.

— Мясник, — задумалась Мапл. — Мясник.

Казалось, она пережевывала это слово.

— Мясник себя обезопасил. Поэтому его и не трогают! Может быть, таким образом его предостерегли, потому что сказать ему самому они не решаются? С другой стороны, — уши у Мисс Мапл подрагивали, — с другой стороны, все могло быть как раз наоборот. Может быть, кто-то хочет, чтобы все наконец вышло наружу. Может быть, он и Джорджа убил, чтобы все вышло наружу. А после того как с Джорджем ничего не вышло, он нацелился на мясника. Люди в деревне боятся за мясника. Мы слышали, что они беспокоятся за него, хотя никто его и не любит.

— И все-таки это любовная история, — упрямо проблеяла Хайде.

— Нет, если дело касается мясника, — возразил Моппл.

Но Мисс Мапл, похоже, сама склонялась к мысли, что у мясника может быть любовная связь.

— Собственно, а почему и нет? — сказала она. — Мяснику, кажется, нравится Кейт. Может быть, мясник и придумал подобную гнусность, чтобы дело выглядело так, как будто это сделали они. Все вместе! И теперь никто не посмел его выдать, потому что он себя обезопасил.

У овец от этого расследования закружились головы. Но и Мисс Мапл тоже устала.

— Да, знаем мы маловато, — вздохнула она. — Нам нужно больше узнать о людях.

Овцы решили отдохнуть от всех треволнений.

После жаркого дня в сарае было душно и затхло. Жара всколыхнула все старые запахи. Пахло мышами, прелым сеном, старым маслом, ржавым металлом, кровью и обжигающей мазью, которой лечили раны Отелло. Пахло ласточкиными гнездами, которые лепились под крышей, и пыльцой с крыльев бабочек. А еще пахло потом Джорджа.

Запахи растворялись, поднимаясь вверх.

Мапл принюхивалась к ним сквозь сон. Несмотря на жару, она быстро заснула.

В ее сне было прохладно. Она стояла у ручья, и ручей бормотал ей что-то, журчал, звенел, пел. Ручей рассказывал ей, что все течет в море и никогда не возвращается. Но Мапл не верила ручью. На берегу паслась большая отара роскошных белых овец, и время от времени одна из них переправлялась через ручей. Каждый раз на другом берегу вместо белой овцы появлялась черная. Черная с головы до ног. Черные овцы тоскливо смотрели на берег с белыми овцами, а белые их даже не замечали. До тех пор, пока одна из черных овец не разбежалась и не прыгнула в ручей. Но белой она не стала. На середине пути она превратилась в большого серого волка. Белые овцы, завидя его, взмыли в небо. Во сне Мапл решила, что нужно хорошенько запомнить, как они это делали, чтобы потом рассказать Зоре. Но она уже знала, что ей не удержать эту тайну, помешает пробуждение.

Мапл очнулась, вернувшись в жаркую темноту сарая. Запах овечьей отары! Чужой отары, очень близко! Только спустя мгновение она вспомнила о Мельмоте. Вероятно, он вернулся раньше, чем предполагал, из своего ночного загула. Мапл успокоилась. Она стала думать о том, почему у Мельмота такой странный запах, не такой, как у других знакомых ей овец? Может быть, причина в его скитальческой жизни? Мельмот жил не так, как обычно живут овцы. Почему же запах у него должен быть такой, как у всех овец?

Он встречал на своем пути немало отар, и там ему, наверное, было хорошо. И наверное, немало потомства оставил он в этих отарах. Неудивительно, что Мельмот впитал в себя такие разные запахи.

А может быть, все было иначе. Может быть, Мельмот во время странствий познакомился с особенными овцами, которые ему понравились. И он унес их с собой, как воспоминание, через запах. Может быть, Мельмот собирал для себя отару овец-привидений, которых и привел за собой?

Эта мысль обескуражила ее. Если так, то она никогда не сможет привыкнуть к запаху Мельмота. Ни одна овца не сможет. Она еще раз принюхалась к чужой отаре, которая была снаружи.

И окончательно проснулась.

Это не Мельмот! Молодой алчный запах. Овцы Габриэля! Совсем близко.

Мапл забила тревогу.

Это было пронзительное блеяние, мгновенно вернувшее овец из тесных объятий сна в темноту сарая. Через несколько минут вся отара Джорджа стояла у дверей сарая и смотрела на то, что происходило на их лугу.

Сомкнутый ряд мускулистых шей двигался прямо на них. Овцам Габриэля каким-то образом удалось выбраться из своего загона, и теперь они паслись, двигаясь бок о бок к сараю. В темноте их тела казались матовыми, как будто от них исходил бледный свет. Теперь, когда они вырвались из загона, стало понятно, как их много. Это было устрашающее зрелище, похожее на то, которое они видели осенью, когда на поля выезжали скрежещущие, стрекочущие машины.

— Габриэль не умеет делать ограду, — сухо сказала Зора. — Он плохой пастух.

— Что нам теперь делать? — жалобным голосом спросила Хайде.

— Ничего, — ответила Корделия. — Мы останемся здесь, в сарае. В сарай они не сунутся.

— Но не можем же мы им позволить обожрать весь наш луг! — Моппл был вне себя от ярости. — Что мы будем есть завтра? Мы должны их выгнать!