- Мы решили рискнуть, - продолжал Немур, - поскольку чувствовали, что вероятность причинить тебе вред ничтожно мала, особенно по сравнению с вероятностью того, что ты станешь человеком.

- Не надо оправдываться.

- Нам нужно было получить разрешение на операцию от кого-то из твоих ближайших родственников. Решить этот вопрос сам ты был не в состоянии.

- Мне известно и это. Вы говорите о моей сестре Норме. Я читал газеты и вряд ли ошибусь, если предположу, что разрешение на экзекуцию она дала весьма охотно.

Немур поднял брови, но решил не заострять внимание на этих словах.

- Мы объяснили ей, что, если эксперимент провалится, вряд ли ты сможешь вернуться обратно в пекарню.

- Почему?

- Ты стал бы другим. Хирургическое вмешательство и инъекции гормонов могли дать эффект со значительной задержкой. На тебе могли оставить отпечаток впечатления и жизненный опыт, приобретенные уже после операции. Я имею в виду возможные эмоциональные расстройства, которые могут осложнить обычное слабоумие…

- Изумительно. Как будто у меня других забот не хватало.

- И еще… Неизвестно, вернешься ли ты в свое прежнее состояние. Не исключена регрессия и до более примитивного уровня.

Вот он и выдал мне самое худшее. Снял груз с души.

- Мне нужно узнать все, пока я еще в состоянии влиять на ход событий. Каковы были ваши дальнейшие планы?

- Фонд устроил все так, что тебя отослали бы в Уоррен.

- Какого черта?!

- В соглашении с мисс Гордон было оговорено, что все расходы по твоему содержанию возьмет на себя фонд Уэлберга. Он же обязался до конца твоей жизни выделять ежемесячно сумму, необходимую для твоих личных потребностей.

- Но почему туда? Когда умер дядя Герман, я ухитрялся обходиться сам.

Даже Доннер не допустил, чтобы меня забрали в Уоррен, я жил и работал у него. Почему мне предназначили именно Уоррен?

- Если ты сможешь заботиться о себе сам, никто не станет держать тебя там насильно. Людям разрешают жить отдельно в куда более тяжелых случаях… Но мы должны были обеспечить тебя - на всякий случай.

Конечно, он прав. Мне не на что жаловаться. Они подумали обо всем. Уоррен - самое логичное решение, там я смогу спокойно дожить до глубокой старости.

- Ну что же, по крайней мере это не печь.

- Что?

- Не обращайте внимания. Шутка. - Мне пришла в голову мысль. - Скажите, можно ли посмотреть лечебницу в Уоррене? В качестве посетителя.

- У них там все время посетители. В рамках взаимоотношений с общественностью. Но зачем?

- Мне хочется узнать, что произойдет со мной, пока я еще могу что-то изменить. Пожалуйста, организуйте мне такое посещение, и чем скорее, тем лучше.

Видно было, что идея ему не по вкусу. Как будто я примерял собственный гроб. Не могу винить профессора. Он просто не понимает, что познание самого себя включает не только прошлое, но и будущее, не только те места, где я был, но и те, где буду. Я не только некто, но и способ существования этого некто - один из многих способов, и мне необходимо не только знание той дороги, по которой я иду, но и всех возможных дорог.

На несколько дней я погрузился в книги: клиническая психология, психометрия, обучение, экспериментальная психология, психология животных, физиологическая психология, теория поведения. Аналитические, функциональные, динамические, органистические и все прочие древние и новые учения, школы и течения. Плохо то, что большинство идей, на которых психологи строят свои заключения о человеческом разуме и памяти, представляют собой ничем не подкрепленные умозаключения.

Фэй хочет посмотреть лабораторию, но я запретил ей. Не хватало только, чтобы она столкнулась тут с Алисой. Как будто у меня других забот нет.

14 июля.

День для поездки в Уоррен я выбрал явно неудачный - серый и дождливый - и этим отчасти объясняется тяжелый осадок, с которым связаны воспоминания о нем. Хотя не исключено, что я просто обманываю себя, и сумеречное состояние духа объясняется тем, что я и сам могу оказаться в лечебнице. Автомобиль я одолжил у Барта. Алиса хотела поехать со мной, но она помешала бы мне. Фэй я вообще не сказал, куда направляюсь.

Полтора часа езды привели меня в фермерскую общину Уоррен, Лонг-Айленд. Найти нужное мне место не составило труда. Широко раскинувшееся серое поместье являло миру только вход в него - два бетонных столба по сторонам боковой дороги и до блеска отполированная медная табличка:

Государственная лечебница

Специальная школа «Уоррен»

Знак у дороги гласил, что скорость ограничена пятнадцатью милями в час, и в поисках административного здания я медленно повел машину мимо серых домов.

Через луг по направлению ко мне двигался трактор, на котором, кроме водителя, примостились еще двое. Я высунулся в окно и крикнул:

- Не подскажете ли, где найти мистера Уинслоу?

Водитель остановил свою машину и показал рукой:

- Главный госпиталь. Поверните налево, и он окажется справа от вас.

Я не мог не обратить внимания на прицепившегося сзади к трактору молодого человека, на чьем небритом лице блуждала тень пустой улыбки. На голове его была матросская шляпа с широкими, по-мальчишески загнутыми полями, защищавшая глаза от солнца. На мгновение я поймал его вопросительный взгляд и сразу отвел глаза. Когда трактор затарахтел дальше, я заметил в зеркале, что человек не сводит с меня любопытных глаз. Он до того был похож на Чарли, что мне стало не по себе.

Главный психолог удивил меня своей молодостью. Он оказался высоким, стройным мужчиной, и хотя лицо его выглядело усталым, в голубых глазах читались воля и решительность.

Он показал мне свои «владения» из окна собственного автомобиля - залы для развлечений, больницу, школу и двухэтажные кирпичные здания, в которых обитали пациенты и которые он называл коттеджами.

- Почему не видно забора? - спросил я.

- А его и нет. Только ворота и живая изгородь для защиты от праздношатающихся.

- Но как вы охраняете… их… Они ведь могут уйти…

Он улыбнулся и пожал плечами.

- Да, некоторые уходят, но большинство возвращаются.

- Вы разыскиваете их?

Уинслоу посмотрел на меня так, словно почувствовал, что в моих вопросах скрыто нечто большее, чем пустое любопытство.

- Нет. Если у них случаются неприятности, мы очень быстро узнаем об этом от соседей-фермеров. Или полиция привозит их обратно.

- А если нет?

- Тогда нам остается только предполагать, что они нашли некий удовлетворяющий их способ существования… Поймите меня правильно, мистер Гордон, это не тюрьма. Власти требуют, чтобы мы предпринимали все мыслимые усилия для предотвращения побегов, но мы не в состоянии постоянно держать под наблюдением четыре тысячи человек. Бегут в основном легкие пациенты, хотя их у нас становится все меньше и меньше. В последнее время наш главный контингент составляют больные с повреждениями мозга, требующие неусыпного надзора, но для остальных свобода передвижения не ограничена. Побыв на «воле» неделю-другую и поняв, что там для них нет ничего хорошего, беглецы возвращаются. Общество отвергает их и не затрудняется в выборе средств, чтобы дать им понять это.