– Нет. У меня здесь выкидыш, пациентка поступила только что. До свидания, Фрина, будьте осторожны!

Фрине показалось, что доктор Макмиллан встревожена. Люди постоянно волнуются за нее. «Что ж, тоже занятие», – подумала Фрина и начала переодеваться к ужину.

Она вернулась в свой номер около одиннадцати и нашла Дот за изучением жалких останков одежды из магазина «Пейнс». Высохшее платье скукожилось и покрылось пятнами, а подол, который порвала Дот, был зашит грубо и неаккуратно. Починка одежды была делом чести для Дот. Но Фрина лишь улыбнулась и сказала:

– Замечательно.

Она выглянула в окно, но на улице не было ничего интересного.

– Послушай, Дот, что тебе первым придет в голову, если я скажу слово «роза»?

Дот отвлеклась от мрачного изучения подола.

– Ну как же – цвет, мисс. Ну, такой розовый.

– Да, – произнесла Фрина, которая вдруг все поняла, да так ясно, что у нее закружилась голова. – Конечно. Я не знаю, когда вернусь, но дожидаться меня не надо. Пока меня не будет, Дот, пожалуйста, будь здесь и запри дверь. Не впускай никого, кроме меня. Все поняла? Да, и вот еще что: здесь твое жалованье на неделю вперед и рекомендация – так, на всякий случай.

– Хорошо, мисс. Помочь вам одеться?

– Да, закрой дверь на щеколду и принеси маскировку.

Дот сделала все, как ее просили, и помогла Фрине нарядиться в испорченное платье, искусно продырявленные чулки, стертые туфли и сплющенную шляпу. Три перышка, которые сломала Дот, теперь грустно болтались на плече платья. Фрина сняла все свои украшения и нацепила стеклянные бусы, дважды обмотав их вокруг шеи. Они свисали до самых подвязок с оборками.

– Ваксу, Дот! – провозгласила Фрина. – Я слишком чистая.

Она изобразила на своих шее и ногтях грязные разводы. Чтобы волосы не блестели, она нанесла на них пудру, а щеки густо намалевала румянами, которые Дот приобрела в универмаге Коулза.

– Отвратительно! – воскликнула Фрина, разглядывая себя в зеркало. – Который час?

– Половина двенадцатого. Как вы выйдете из «Виндзора» в таком виде, мисс? И что мне сказать, если кто-нибудь позвонит?

– Скажи, что я сплю и просила не будить и что если ты попытаешься, то будешь уволена. Я не собираюсь никого присылать сюда, Дот, поэтому закрой дверь на щеколду и держи оборону, пока я не вернусь. Если я не появлюсь сегодня ночью, выжди до полудня, а потом отнеси этот сверток полицейскому. Поняла?

– Да, мисс.

– Я не могу выйти в таком виде. Дай мне широкий черный плащ, а шляпу я понесу в руках. Так, все ли я взяла? Деньги, пистолет, сигареты, зажигалка… да. Прощай, Дот. Увидимся завтра – или позже.

Фрина закуталась в широкий черный плащ и ушла. Дот задвинула щеколду, как ей наказали, и начала волноваться.

– Дядя, вы одобряете клубы для женщин?

– Да, но только если отделаться от них другим способом невозможно.

Карикатура в журнале «Панч», 1928 г.

В спертом воздухе Литтл-Лонсдейл-стрит был растворен дух безделья, который действовал на Фрину как наркотик. Устроившись на улице, у входа в заведение Мамаши Джеймс, она сидела на грязной табуретке, пила отвратительный чай с таким видом, будто он ей нравится, и разглядывала находившихся неподалеку женщин.

Днем на улице было тихо и грязно, а ее истинная суть проявлялась лишь ближе к полуночи. Тогда окна убогих тесных лавок освещались, на улицах толпился народ, голоса и музыка отдавались эхом, как в каньоне, отскакивая от стен нескольких высотных зданий, задние дворы которых выходили на эту оживленную, но неприглядную улицу. В воздухе сильно пахло рыбой, картошкой, пылью, горящим мусором, немытыми телами и «Калифорнийским маком», ароматом которого были пропитаны волосы большинства молодых людей.

Фрина в течение часа наблюдала за тем, как в аптеке идет торговля, и абсолютно уверилась в том, что именно здесь находится центр распространения наркотиков, который она искала.

Магазинчик аптекаря представлял собой открытый прилавок, на котором стояли две огромные колбы с зеленой и красной жидкостями, которые в умах толпы должны были ассоциироваться с аптекой. За прилавком топтались маленький плотный человек и его помощница – русоволосая девушка в ярко-зеленом платье с бахромой, выдававшая посетителям пластыри и порошки. Некоторые покупатели подходили к прилавку и просили о чем-то шепотом; среди них попадались хорошо одетые люди и даже настоящий джентльмен во фраке. Им аптекарь отпускал розовые пакетики с порошком и брал за них по пять фунтов. Покупатели победнее покупали за десять шиллингов крошечные свертки, в которых порошка было не больше щепотки. Фрина изо всех сил напрягала слух, но так и не смогла расслышать ни единого слова, произнесенного такими покупателями.

– Пора прошвырнуться, ребята, – пробормотала она Берту.

Тот залпом допил чай и вскочил на ноги. Сес не сдвинулся с места. На каблуках своих чудовищных туфель Фрина слегка пошатывалась, поэтому она взяла Берта под руку и почти на цыпочках приблизилась к аптеке.

Она погладила Берта по руке и заговорила с невнятным австралийским акцентом.

– Подожди здесь, милый, я нам кое-что принесу, – пообещала она и проворно двинулась к прилавку.

Маленький плотный человечек внимательно посмотрел на подвыпившую шлюху. Он никогда ее прежде не видел, но как сам он часто говорил: «Невозможно знать в лицо каждую шлюху на Литтл Лоне».

Фрина сделал жест рукой.

– Мне тех розовых порошков, – невнятно проговорила она.

Аптекарь медлил, как будто ожидал продолжения фразы.

Мозг Фрины, работавший чрезвычайно активно, тут же предложил ей решение. Она вспомнила рекламу, развешанную вдоль железнодорожных путей, – «Розовые пилюли доктора Паркинсона для цвета лица».[50]

– Тех розовых порошков для цвета лица, – добавила она, протягивая десятишиллинговую банкноту.

Человек кивнул и в обмен на деньги подал ей крошечный пакетик из розовой бумаги, на котором красовалось: «Розовые порошки Петерсона для цвета лица» и где содержалось небольшое количество нужного вещества.

Фрина слабо кивнула аптекарю и отправилась назад к Берту.

– Идем, морячок, – произнесла она, тяжело наваливаясь на кавалера. – Давай вернемся ко мне.