Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Исчезла? Срезана плазменным лучом?
— Нет. При контакте с плазмой, каким бы кратковременным он ни был, остаются специфические изменения. Здесь же — ничего. Совершенно ничего. Просто исчезла часть — и все. Как это могло случиться, я не знаю. С позиций науки это немыслимо.
— Значит, немыслимо. Был клинок — и нет клинка. Растворился.
— Не растворился, Картье. Если бы растворился, я бы так и сказал. Исчез.
— Утешили. Клинок исчез. Кадеты мертвы. Никаких следов. Что прикажете делать?
— Доблестный рыцарь Норейка, — возгласил старшина.
Фомин с облегчением сел. Все, теперь пусть Норейка скажет что-нибудь положительное, прочное, надежное.
Доктор пришел в Костюме Биологической Защиты.
— Простите, но слишком много времени уходит на асептические процедуры. Работы выше головы. Проще поменять костюм. Если кому-либо интересно, могу сообщить — корнет Дор-Си в состоянии парабиоза.
— Простите, чего? — подчеркнуто вежливо ответил Картье.
— Другими словами, Дор-Си застыл на грани жизни и смерти. Биохимические процессы протекают по анаэробному типу, то есть организм не нуждается в кислороде. Но скорость процессов чрезвычайно низка. Больше всего это напоминает спячку, но спячку глубочайшую. Чего-то подобного пытались достигнуть по проекту «гибернация», для глубинных полетов, но на момент нашего отлета дальше опытов над пресмыкающимися дело не продвинулось.
— Вы можете разбудить кадета? — спросил эконом.
— Нет.
— А пытались?
— Я не уверен, что это следует делать наугад. Напротив, любая непродуманная активность может привести к катастрофическим результатам. Смерти. Или чему-нибудь похуже.
— Так что же вам удалось сделать, доктор Норейка?
— Поместить кадета в саркофаг. Надеюсь, что броня его будет достаточно крепка.
— У вас есть для этого причины?
— Мозг кадета излучает омега-волны. Подобное мы наблюдали лишь дважды — в случае с Волкогоновым и… — он осекся. Редкое состояние для доктора.
— И в моем случае, не так ли? — проскрежетал голос из рупора.
— Да, командор. У нас нет данных, являются ли омега-волны свидетельством перестройки организма или это просто второстепенный, малозначащий признак.
Два случая — еще не статистика.
— Теперь их три. Но оставим. Другой кадет, Ван-Ай, он мертв?
— Да. Но не оттого, что упал с Глаз-башни.
— Нет?
— Высота Глаз-башни такова, что при падении с нее проявились бы несомненные признаки: вколоченные переломы, например. Ничего этого нет. Кости и внутренние органы совершенно целы. Если падение и имело место, то с высоты самой небольшой, не выше человеческого роста. Легкие ссадины на коже, вот и все.
— Но отчего же тогда он умер?
— Обширный инфаркт миокарда. Практически тотальный. Для юноши это необычно, но не невероятно.
— Невероятно тут другое, — задумчиво проговорил Картье. — Как можно упасть с этакой высоты и не разбиться?
— Не знаю. Я при падении не присутствовал. Но если доблестный рыцарь сомневается, тело Ван-Ая все еще находится в секционной. Прошу.
— Я совершенно уверен в справедливости ваших выводов, доктор Норейка. Просто я в недоумении.
— Боюсь, мое сообщение только усилит это чувство, доблестный рыцарь, — казалось, деликатный Манаров не хотел расстраивать Картье.
— Давайте, чего уж там. Разбился контейнер?
— Нет, не разбился. Контейнер хороший, рассчитан на двести атмосфер, еще с корабельных запасов. Когда мне его доставили, я заметил, что внутри располагается темная полупрозрачная субстанция. Черный Туман, если вы позволите (Манаров баловался поэзией, и читать его отчеты рвался не каждый).
Как раз в это время проходила заключительная часть синтеза средства Аргента. В высшей степени интересное вещество: метаколлоидное серебро в мю-связи с…
— Гм, — кашлянул Картье.
— Простите, я отвлекся. Но вернуться к контейнеру удалось только через три склянки. Увы, к этому времени он был пуст.
— Как — пуст? Его кто-то раскрыл?
— Нет, он оставался герметически закрытым — да я его запер в сейфе. Привычка, знаете ли.
— Тогда куда же делось содержимое?
— Не только содержимое, доблестный рыцарь. Контейнер был пуст буквально.
— Что вы хотите этим сказать?
— Доблестный рыцарь Фомин уже упомянул о недостижимости чистоты: пыль, споры, микроорганизмы всегда присутствуют вокруг нас. Контейнер, хочу напомнить, представляет собою пустую прозрачную емкость. Не совсем пустую, остаточное давление десять в минус двенадцатой атмосферы остается, но для наших нужд этого обыкновенно достаточно. В глубоком космосе мы применяем другие контейнеры, с гораздо более высокой степенью вакуума, потому что…
— Гм, — во второй раз кашлянул Картье.
— Простите, я опять отвлекся. Так вот, для сбора материала открывается вентиль, и внутрь контейнера проникает та или иная субстанция, пятьдесят миллилитров, после чего контейнер опять герметически закрывается. Повторно открыть его можно, лишь сломав предохранитель. Сделано это во избежание контаминации материала.
Когда я поместил контейнер в аналитическую камеру и присоединил его к специальному резервуару, также с вакуумом десять в минус двенадцатой, то выяснилось, что содержимого в контейнере нет. Более того, давление понизилось еще больше. Напрашивается объяснение — я перепутал контейнеры. Но это просто невозможно.
— Более невозможно, нежели таинственное исчезновение содержимого?
— Именно так. Я потом посчитал — давление в контейнере снизилось до десяти в минус двадцатой. Может быть, даже больше, но это предел чувствительности моей аппаратуры. Такими контейнерами мы не располагаем.
— Но вы говорили, что для глубокого космоса есть какие-то особые контейнеры.
— Их спутать нельзя. Они иные и по виду, и по размеру. Не спутаешь же кошку с драконом. К тому же, те контейнеры остались на «Королеве», здесь в них просто нет нужды.
— Прекрасно, — Картье, похоже, и в самом деле, почувствовал уверенность в себе. — Подытоживая, отметим: причина гибели кадета Ван-Ая и странного состояния кадета Дор-Си неизвестна. Отчего сломался меч Ван-Ая и куда исчез фрагмент клинка — опять неизвестно. Чем являлась темная субстанция, обнаруженная рядом с телом — в третий раз неизвестно. Куда она делась из герметического контейнера, да еще прихватив с собою все до последней молекулы — в который раз неизвестно. Задача с очень многими неизвестными. Именно то, что нам сейчас и необходимо. Маленький подвиг ко дню годовщины Отлета.