Клэр успела пожить и у реки, и у моря и знала, что большая вода способна отобрать у тебя самое дорогое. И ей было страшно, что сына манит большая вода.

Буженина пахла изумительно, но была ей не по зубам. Клэр положила себе мягкой фасоли, томленной с помидорами и травами, и кусочек хлеба. Стоило еще оставить место в животе для ломтика черничного пирога. Поставив тарелку на стол, Клэр опустилась на скамью рядом с остальными. Беременная женщина с улыбкой подвинулась, чтобы Клэр было посвободнее. Ее звали Джина, она была женой одного из скрипачей, которые готовили инструменты для танцев. Тут же, неподалеку, сидела Кира, которая то и дело вскакивала, чтобы поймать одного из своих малышей и засунуть ему в рот ложку еды.

Медленно жуя и наблюдая за молодыми женщинами, Клэр думала, что могла бы сейчас быть одной из них. Она опустила взгляд на свои скрюченные пальцы, держащие вилку. Рука старухи. Травник сказал, что жить осталось недолго, и, похоже, это было правдой. Но годы, старящие тело, были так и не прожиты душой.

Возможно, сделка была ошибкой.

«По рукам», – звенело в памяти.

Возможно, стоило остаться в поселке. Остаться с Эйнаром. Помогать ему смотреть за овцами, готовить жаркое на ужин, проводить тихие вечера перед очагом.

Но тогда она не нашла бы сына. Не знала бы, что он жив, здоров и счастлив. И как бы ни щемили ее сердце воспоминания об Эйнаре, Клэр знала, что сделала единственный возможный выбор.

Она встала, чтобы отнести пустую тарелку и взять себе пирога.

За другим столом скучились озорные мальчишки. Гейб тоже там был. Клэр заметила, как он покосился на нее, когда она проходила мимо, но тут же вернулся к еде и какой-то смешной истории, которую рассказывал один из друзей. По-подростковому угловатый, Гейб задел локтем свою кружку и принялся вытирать пролитое, смущенный смешками товарищей.

Его волосы были кучерявыми, как и у нее когда-то; сейчас она их собирала в тощий пучок на затылке. Его голубые глаза были на удивление светлыми, как у Джонаса и Киры. Клэр вспомнила, как впервые обратила внимание на глаза своего младенца. Эти образы из прошлого всегда приносили с собой боль: ощущение маски на лице при родах, и как потом она впервые взяла мальчика на руки уже в Воспитательном Центре, и как он смотрел на нее своими светлыми глазами.

Ее снова накрыло чувство утраты.

Еще она помнила сон о ребенке, спрятанном в комоде. После стольких лет мысль об этом сне чуть не вызвала у Клэр слезы. Но расплакалась она только на следующем воспоминании: как он звал ее по имени.

Нет, она определенно не жалела, что пошла на сделку с Торговцем.

Но как же отчаянно грустно было осознавать, что у нее осталось мало времени. Повернись жизнь чуть иначе, и у Гейба была бы молодая, сильная мать, способная помочь ему в чем угодно. А сейчас была только старуха, в которую ее семь лет назад превратил Торговец. Старуха, которая не решалась заговорить с сыном. Старуха, которую впереди ждала только смерть.

Вечернее небо потемнело; зажглись огни, и снова послышалась музыка.

Молодежь начала танцевать и безудержно кокетничать. Клэр увидела, что Гейб встал и направился к симпатичной веснушчатой девушке по имени Дейдра. Та помогала убирать со столов; парень заговорил с ней и выглядел при этом смущенным. Дейдра, кажется, тоже стеснялась.

Собрав посуду, женщины начали звать детей по домам. Клэр наблюдала за Кирой с ее ребятишками. Аннабель уже почти уснула на руках матери, но Мэтью все еще носился. В конце концов Джонас поймал его и засмеялся, когда переутомившийся двухлетка принялся пинать его и вопить. Они собрали свои вещи, пожелали всем спокойной ночи и отправились от шатра в сторону дома. Мэтт сидел у Джонаса на плечах. На фоне лунного неба вырисовывались силуэты уходящей пары.

Джонас не знал, что когда-то они жили в одной коммуне, но Клэр помнила его мальчиком. Он был так юн, но, несмотря на это, решил спасти малыша, которого обрекли на смерть за эмоциональность, любознательность и живость. За то, что плохо спал. Был… как это назвали? Неуправляемым. Джонас рисковал жизнью, пожертвовал будущим, чтобы привезти ребенка сюда.

Но Клэр не знала, беспокоит ли его до сих пор судьба Гейба, и эта его затея с непрочной лодочкой, и опасности, с которыми он неминуемо столкнется, если пустится вниз по реке.

Встав, чтобы отправиться домой, Клэр почувствовала, как свело бедро, и принялась растирать его. Потом поковыляла по пологому холму, тщательно выбирая путь в свете луны. Сколько же мне все-таки осталось, гадала Клэр. И как же Гейб узнает о своем прошлом, если я скоро умру?

Внезапно ее осенило. Нужно просто рассказать свою историю Джонасу. И когда-нибудь в подходящий момент, когда Гейб будет достаточно взрослым, Джонас все ему объяснит.

– …Торговец? Вы не шутите?

Они с Клэр уже долго сидели за зданием библиотеки. Через десять дней после праздника Клэр, наконец, собралась подойти к Джонасу с просьбой поговорить наедине. Он привел ее сюда пасмурным утром, тщательно протер влагу со скамьи и помог сесть.

– Я знала тебя еще мальчиком, – начала Клэр.

Джонас вежливо улыбнулся.

– Вы что-то путаете. Вы же появились здесь всего пять или шесть лет назад.

– Скоро семь лет, – кивнула Клэр. – Но я знала тебя раньше, Джонас. Еще в коммуне.

В коммуне.

Откуда она знала про коммуну?

Джонас вгляделся в ее лицо.

– Простите, я вас отчего-то не помню. Вообще, я много времени проводил в Доме Старых, но… разве оттуда можно было сбежать?

Как рассказать правду, если она неправдоподобна? Клэр вздохнула и посмотрела на свои руки. Джонас видел перед собой старуху со скрипучим голосом. Она знала, что убедить его будет непросто, но все равно собиралась попробовать.

– Я прошла Церемонию за три года до тебя, Джонас.

– Церемонию?

– Назначение. Церемонию Двенадцатилетних. Просто не перебивай, – она подняла руку в упреждающем жесте, потому что Джонас нахмурился и открыл было рот, и продолжила: – Меня назначили Роженицей.

Деревня жила обычной жизнью. Несколько женщин были заняты прополкой клумб на площади, а заодно обменом сплетнями; рядом играли дети. Из Приюта вывалилась хохочущая стайка подростков. Гейба среди них не было: он ушел на реку, чтобы в одиночестве мастерить свою несуразную лодочку.

Джонас слушал рассказ Клэр, который становился все поразительнее. Были вещи, которые он помнил, но о которых не задумывался: например, таблетки. Он знал, что их все пили, но никогда не интересовался зачем. Детали жизни в коммуне с болезненной ясностью всплывали в памяти, и вскоре он понял, что старуха просто не может все это выдумывать.

Клэр рассказала, как ее перевели в Инкубаторий; как она нашла Гейба. Как тайком навещала его в Воспитательном Центре, где работал отец Джонаса. Как научила малыша глупой гримасе с оттопыренной щекой.