Ланкастер выдержал паузу, но Синтия больше ничего не сказала.

— Что ты молчишь? Что это значит?

— Только то, что он лишил меня невинности. Я думала, это будет романтично. Он ведь художник, в конце концов, и так здорово целовался, мне понравилось. Но никакой романтики не было, и думаю, глупо было на это надеяться. Он несколько раз целовал меня, и мне было… интересно. Но когда он начал хихикать, а потом затащил меня в стойло, опрокинул на бочку и…

— Что он сделал? — выкрикнул Ник.

Синтия подпрыгнула от неожиданности.

— Я думаю, он все еще сердился, чувствовал себя одураченным. А еще я думаю, он решил, что девушка, которая хочет так дешево отдать себя, не заслуживает доброго отношения.

— Син, — в ужасе выдохнул Ник, — не говори так.

— Но ведь, это правда? Я попросила точно то, что получила. Я даже не попыталась выразить это более приличным языком. Я просто сказала: возьми меня. И получила это. Когда он закончил свое дело, застегнул штаны и заправил рубашку, то сказал, чтобы я передала отцу, что теперь они в полном расчете. И ушел. Вот и все.

Ланкастер не мог даже говорить. У Синтии не было слез в глазах, но ему казалось, что он сам плачет за нее.

— Скажи мне, кто он, — попросил Ник, убирая волосы с ее лба.

— Зачем?

— Я найду его и изобью до полусмерти.

— Он просто мужчина, — засмеялась Синтия.

Как она могла смеяться, когда у него сердце разрывалось на части.

— За это не наказывают.

— Мужчина? — прорычал Ник. — Он вел себя как животное!

— Он взял лишь то, что…

— Ты считаешь, я когда-нибудь поступлю так с тобой? Или с кем-то другим?

— Нет, — она посмотрела ему прямо в глаза, — только не ты.

— Какой мужчина причинит боль женщине таким способом? Ты, должно быть, была в ужасе от случившегося.

На этот раз в ее глазах блеснули слезы, и Ланкастер почувствовал такой приступ гнева в душе, что сам испугался. Он легко мог бы убить этого Джеймса.

— Не плачь, Син.

— Прости, — прошептала она, уткнувшись ему в шею. — Мне не следовало рассказывать об этом.

— Ш-ш, успокойся.

— Лучше бы это был ты. Ты просто великолепен. Это было прекрасно.

Прекрасно? Он крепче сжал ее в своих объятиях и попытался успокоить свое разгневанное сердце. Прекрасно. Ему следовало убить этого подонка.

Но, несмотря на всю свою злость, ему хотелось, чтобы она повторяла это снова и снова: «Ты был великолепен», «Это было прекрасно».

Возможно, с Синтией все так и было.

— Ник?

— Да?

Она подняла голову и посмотрела на него:

— А почему ты не захотел, чтобы я прикоснулась к тебе?

Ланкастеру показалось, что в комнате не стало воздуха. Ему в голову пришла запоздалая мысль, что настоящее единение создает проблемы. Друг всегда заметит то, чего не заметит незнакомый человек.

«Почему ты не захотел, чтобы я прикоснулась к тебе?» Что он мог на это ответить? Он мог только солгать ей. Он привык лгать, но губы все равно не слушались его.

— Не понимаю, о чем ты?

— Я хотела прикоснуться к тебе так, как ты прикасался ко мне.

— Мужчин не волнует такое внимание, — с трудом ответил Ланкастер.

Он надеялся на ее неопытность, но Синтия усмехнулась:

— Что ты сказал? Насколько я знаю, мужчинам нравится любое проявление внимания, какое только можно получить. И тебе тоже. Ты в детстве привык сидеть у ног матери и читать, а она тем временем гладила твои волосы.

— Я был ребенком, — пробормотал Ник, но это была правда. — А мужчины не… нуждаются в таком внимании.

— Ты уверен?

Она с сомнением посмотрела на него.

— Думаю, я бы знал.

— Тогда нам предстоит над этим поработать, — фыркнула Синтия. — Я сгораю от желания приласкать тебя немножко.

— Ты мне льстишь.

Николас рассмеялся каким-то заученным смехом. Этот смех звучал как настоящий, потому что он смеялся так почти десять лет.

— Но ласки придется оставить мне.

— Посмотрим, — загадочно ответила Синтия. Она задумалась на мгновение, и Ланкастер приготовился к дальнейшим тычкам и уколам, но она удивила его.

— Ну, а как у тебя все было в первый раз? Думаю, восхитительно.

— Э-э…

Господи, у женщин необыкновенный дар заводить разговоры на неудобные темы.

— Я много лет слышала разговоры деревенских парней на эту тему. Так что, полагаю, ничего нового, чего бы я не слышала раньше.

— Я… Поскольку твой первый любовник был в лучшем случае жалким неудачником, считаю своим долгом объяснить, что удовольствие, получаемое во время занятий любовью, лучше всего подкрепляется спокойными размышлениями или даже сном.

— Но сейчас середина дня.

— Тебе совсем не хочется спать?

— Нет, — выдохнула Синтия, зарывшись носом ему в грудь и глубоко вздохнув.

Он был обманщиком. Он ничего не знал о том, как вести себя после занятий любовью, потому что всегда просто натягивал одежду и уходил. Ни после того, как это случилось у него впервые, ни потом не было никаких сладких нашептываний на ухо и жарких объятий. До сих пор.

Вдохнув запах ее волос, Ланкастер немного расслабился и почувствовал, как прижимается к его обнаженному телу ее тело. Как им тепло вместе. Она коленом коснулась его бедра.

Он чувствовал запах ее кожи, ощущал рядом всю ее: от кончиков пальцев до макушки. Ее дыхание щекотало ему грудь. Он слышал биение ее сердца.

Ланкастер закрыл глаза.

— Все было как-то неуклюже, — тихо сказал он, а Синтия тихо лежала рядом. — Волнующе и пугающе одновременно. И мне хочется… Лучше бы это была ты.

— Он очень странный парень, — сказал старый лодочник и даже немного высунул язык, обдумывая свои слова. — Необычный.

— А чем он необычен? — Ланкастер постарался скрыть свое разочарование.

Похоже, все вокруг были едины в том, что Брэм — странный человек, но никто не мог объяснить почему.

— Насколько я могу судить, у него нет души, — предположил старик, пожимая плечами, как будто это было самое обыкновенное наблюдение.

— Нет души, — бесцветным голосом повторил Ланкастер.

Старый лодочник утвердительно кивнул.

— И вы говорите, что он бывал здесь.