Я стала невесома, мир заволокло туманом, а затем меня затянуло в видение о женщине в стеклянном саду. Она медленно повернулась, и я потрясенно замерла, глядя… на себя.

Я вспомнила другую жизнь…

Когда-то кожу мою не покрывали гладкие змеиные чешуйки, как у нагайн, или полоски, как у дев-перевертышей. Когда-то она переливалась от одного оттенка к другому, меняясь, дабы отразить переход от вечера к ночи. Прежде я не покидала берег реки, покуда кожа моя не становилась кремово-розовой, точно новорожденный закат.

Но что-то изменилось… я кого-то встретила. Того, кто видел настоящую меня и не насмехался. Он заметил меня, потянулся ко мне, когда кожа моя была бархатно-черной, усеянной звездами. Я до сих пор как наяву чувствовала его взгляд – насыщенно-обсидиановый, сияющий и заполнивший каждый уголок моих грез.

* * *

Я вспомнила, как встретила Дхармараджу и повесила на шею его венок из сладких бархатцев и кроваво-алых роз. Смерть так и льнула к нему, лишив глаза тепла и посеребрив его черты зимней свежестью. И все же я видела, как он прекрасен. Именно благодаря ему в сезон дождей небеса переливались яркими оттенками синих павлиньих перьев. Именно его аура иссушала созревшие на солнце манго и возвещала о поре роскошных зимних плодов кремовых яблок и сингхорских каштанов. Именно его поступь украшала горы Калидаса снежными коронами облаков.

Дхармараджа взял меня за плечи, и ладони его – теплые и крепкие – стали моей собственной вселенной. Он очаровывал меня, распуская швы моей сути, пока образ его не заслонил собою все и вся, а я не переполнилась нестерпимым желанием.

– Я надеялся, что ты выберешь меня, – сказал он.

Я покраснела, вдруг остро осознав отсутствие браслетов на руках и простоту своего сари.

– У меня нет приданого.

Дхармараджа рассмеялся – неуверенно, даже нервно, что никак не вязалось с его строгими чертами.

– Мне все равно.

– Тогда чего ты хочешь от меня?

– Хочу лежать рядом с тобой и познавать твои грезы, – ответил он, коснувшись губами костяшек моих пальцев. – Хочу разделить с тобой миры и написать твое имя в звездах.

Он шагнул ближе, и вокруг разлилась серебристая трель птичьей песни.

– Хочу измерять вечность твоим смехом.

Теперь нас разделяло лишь несколько волосков, и Дхармараджа обнимал меня за талию.

– Стань моей королевой, и я обещаю тебе жизнь без единого скучного дня. Обещаю тебе власть тысячи королей. И обещаю, что мы всегда будем равны.

Я усмехнулась:

– Значит, тебе нужна не моя душа, Дхармараджа?

– А ты доверишь мне подобную драгоценность?

Я помолчала мгновение, затем потянулась вниз и стащила с ноги стоптанную туфельку:

– Вот, любовь моя, не душа, так хоть подметка.

И захохотала, легкомысленно, пьяно, пока он не поглотил мой смех поцелуем. Я таяла, выгибаясь дугой в руках Дхармараджи, и пальцы его путались в моих волосах, отчего перехватывало дыхание. И никакое птичье пение не могло сравниться с эвфонией в моей груди, что льнула к костям и отдавалась нежностью на языке.

Дхармараджа перенес меня в Нараку, в маленькую вселенную своих объятий; он целовал мои запястья, шею, живот. Теперь гул вклинился в сияющую мелодию, оплетающую нас лентами звуков, будто шелком. И прижимаясь друг к другу, утопая в глазах друг друга, мы упивались тайными надеждами и счастьем, что расцветали в пространстве между нашими губами.

* * *

Амар носил много имен. Самана – «уравнитель»; Кала – «время»; Антака – «причиняющий смерть». Но я звала его «джаан» – «моя жизнь». И целовала мрак на кончиках его пальцев. Вместе мы помещали души в новые тела, превращали чью-то суть в бируанга с золотистой шерсткой, в прекрасного принца или надоедливую мошку. Вместе мы исполняли танец тихого счастья, создавая комнаты, полные звезд, и скользя ладонями по городам, скрытым за зеркалами. Мы пили амброзию друг у друга из ладоней и заботились о нашем стеклянном саде. День за днем, ночь за ночью…

Я вспомнила…

…как горек вкус разбитого сердца. Я вспомнила путь по кромке цикла перерождения – холод мрамора, мое прерывистое дыхание, боль предательства, раздирающая душу.

Я вспомнила гнев, пронзающий тело до костей. Вспомнила свет, что плескался перед глазами, пока душа моя распадалась на аметистовые, лазуритовые, топазовые призмы. Вспомнила острый укол сожаления и ужас осознания, что где-то в Нараке из-за моего ухода разверзлась бездна обсидиановых нитей – хронический разлом.

Я видела…

…Амар опустился на трон, отказываясь даже взглянуть на пустое место слева. Рядом застыл бледный и напряженный Гупта.

– Проверяй все записи о рождении, каждый гороскоп, пока мы не отыщем ее. Я хочу… – Амар умолк и стиснул зубы. – Мне нужно, чтобы она вернулась. Я совершил ошибку.

– Как я ее узнаю?

– Звезды не лгут. Девушке будут пророчить супружество, что свяжет ее со смертью и приведет на грань между разрушением и миром, ужасом и счастьем, тьмой и светом. Найди ее.

– Но даже если вы ее вернете, как она узнает…

– Об этом я позаботился, – резко перебил Амар. В руке он держал небольшую ветвь и едва разгоревшуюся свечу. – Я сохранил каждое воспоминание в сердце Нараки.

– Подходящее место, – тихо похвалил Гупта, но тут же нахмурился. – А дальше что? Смертным недоступны столь божественные сведения. Они ее уничтожат. Даже вам не нарушить священные границы.

– Есть способ… – Амар глубоко вдохнул. – Я не могу поведать всего смертной, но если она станет бессмертной…

– Ах… умно. Иномирье может помешать вам открыть ей секреты, но человек, прошедший через чертоги мертвых, в конце концов обретает бессмертие.

Амар кивнул:

– Шестьдесят оборотов луны. Несколько недель в наших залах. И тогда я смогу открыть ей воспоминания о прошлой жизни. Ее силы вернутся. Она вновь станет королевой. Но до тех пор ей нужна защита – Нритти наверняка не оставит поисков. Она знает о побеге. Чувствует, и это лишь питает ее разрушительную мощь. Нритти не должна узнать, где она. Или кто она…

* * *

Я покачнулась, горло перехватило. Стоило моргнуть, и перед глазами плясали пятна света. Я крепко зажмурилась, но видения не смилостивились. Любовь, смирение и прочие чувства моего прежнего «я», каждое мгновение моей прошлой жизни проносились перед глазами, заполняя разум, точно потерянные кусочки огромной головоломки.

Но длилось это недолго.

Воспоминания исчезли так же быстро, как появились, оставив после себя лишь призрачные следы. Все равно что погрузиться в чан с теплой водой, прежде чем снова оказаться на морозе. Я содрогнулась. Моя душа превратилась в сшитое из лоскутов полотно, окутанное инеем полувоспоминаний. Незавершенное. И страдающее от своей неполноценности.