Однако открывать для света все окна было сочтено опасным, дабы перенасыщенная душа больного не прельстилась светом и не улетела раньше положенного Богом времени.

Еще во дворике они заметили каргу в драном платье; волосы у нее были грязные и, скорее всего, вшивые. Она возникла, как призрак, а потом скрылась из глаз. Они взошли по лестнице на второй этаж, где было четыре комнаты: две студии, спальня и туалетная. Полы были из полированного паркета; сами комнаты — маленькие, но с высокими потолками, и каждая с очагом.

Верроккьо, стоявший у дверей, приветствовал их кивком и натянутой улыбкой.

— Надо ли тебе входить, мадонна? — спросил он у Симонетты.

— Я буду осторожна, Андреа. При малейшей тревоге уйду. Обещаю.

Хотя Андреа это явно было не по душе, он ввел их в затемненную спальню, служившую также кухней. От острых липких запахов трав и лекарств воздух стал едким и плотным. Было душно и жарко, как в печи. Ревущее пламя отбрасывало рассеянный свет и мерцающие тени на Лоренцо, его брата Джулиано и их маленькую свиту, в том числе врачей, что стояли вокруг постели Сандро. Сам Сандро лежал обнаженный, головой на валике. Остановившимся взглядом он уставился в потолок, а две шлюхи безуспешно пытались возбудить его. Через каждые несколько секунд он вздрагивал, словно в такт биению крови в жилах.

Леонардо резко перевел дыхание при виде друга, потому что выглядел тот так, словно был в коме: лицо блестит от испарины, от жара и лихорадки, глаза ввалились и потускнели. Он сильно похудел и едва дышал. Недавние раны и кровоподтеки сочились кровью, на бледной коже темнели широкие рубцы, точно вздувшиеся вены у старика.

Ужаснувшись, не в силах сдержаться, Леонардо оттолкнул шлюх и прикрыл наготу друга.

— Пузырек, это я, Леонардо!

Но Сандро, судя по всему, не слышал его. Он что-то бормотал, и Леонардо, приникнув к другу, расслышал, как он шепчет снова и снова:

— Симонетта… Симонеттаеттаетта… Симонетта…

Леонардо положил ладонь на горячий лоб Сандро.

— Не тревожься, друг мой, мадонна здесь, как и я.

Лоренцо де Медичи мягко, но настойчиво оттащил Леонардо от друга, обнял его за плечи и покачал головой, скорбя о Сандро.

— Бесполезно, — сказала одна из шлюх. — Его не разогреешь. В этом бледном червячке и крови-то не осталось.

У нее было крупное тело, отвисшие груди и волосы такие же грязные, как у той карги, что встретилась Леонардо во дворе; и все же она обладала некой грубой красотой.

— Ежели ты, граф, считаешь, что так нужно, мы можем снова высечь его.

Она обращалась к юноше едва ли старше Никколо, который стоял рядом с Лоренцо и Джулиано Медичи у покрытой тканью ступени, что вела к кровати.

Это был граф Пико делла Мирандола, любимец двора Лоренцо, юный чародей и ученый, который раскрыл тайны иудейской каббалы и написал блестящий «Трактат о платонической любви» — комментарий к поэме своего друга Джироламо ди Паоло Бенивьени. Этот миловидный юноша обладал необычной внешностью: очень бледная кожа, пронзительные серые глаза, белые ровные зубы, крупное мускулистое тело и тщательно причесанные рыжеватые волосы. Он носил обычную одежду чародея — лавровый венок и чистую белую шерстяную хламиду. От жары он вспотел; все остальные, включая Верроккьо и Лоренцо, были в рубахах и облегающих штанах, а слуги и вовсе полуголые.

— Оставьте, вы сделали, что могли, — сказал Мирандола, и шлюха отошла от кровати вместе со своей подругой, которая была до того плоскогруда, что смахивала на мальчика.

— Ваше великолепие, — сказала крупнотелая, — а может, вы пожелаете, чтобы мы остались… помочь другим гражданам? — Она бросила взгляд на Никколо, а после — на Мирандолу. Кожа ее лоснилась и блестела в свете огня. — Магу-то вашему уж точно не помешало бы разок перепихнуться, верно я говорю, мой глубокоуважаемый господин?

Мирандола сделал вид, что ничего не слышал, хотя щеки его вспыхнули.

— Спасибо, никому не надо, — с улыбкой ответил Лоренцо и положил по флорину в протянутые ладони женщин.

После ухода шлюх Симонетта подошла ближе, но держалась настороже. Взяв Лоренцо и Леонардо за руки, она умоляюще спросила:

— Что мы можем сделать? Это так… унизительно.

Глаза ее были полны слез, и она не могла отвести взгляда от Сандро, который, должно быть, почуял ее присутствие, потому что вдруг беспокойно зашевелился.

Он резко сел на постели, испуганно озираясь, словно пробудился от кошмара, и, прежде чем его успели удержать, соскочил на пол. Твердя ее имя снова и снова, он тянулся к Симонетте; Джулиано сбил его с ног, но он, как и другие, был захвачен врасплох. Леонардо, Лоренцо и Верроккьо схватили Сандро и держали крепко, хотя это было нелегко: он дрался и лягался, изворачиваясь с нечеловеческой силой. И вдруг, словно обессиленный несуществующим оргазмом, снова впал в кому, мелко дышал и то и дело вздрагивал.

Когда его подняли и с трудом перенесли на кровать, Мирандола взял Симонетту под руку и твердо повел к двери.

— Мадонна Симонетта, разве я не велел вам держаться за дверью? Находиться здесь слишком опасно и для вас, и для мессера Боттичелли.

— Не сердитесь на меня, Пико. Какой вред я могу принести сейчас? Я только хочу помочь. Кажется, что он чахнет, что им овладели демоны, да защитит его Бог. Я боюсь, что он близок к смерти.

— Возможно, и нет. Я собираюсь испытать еще одно средство, мадонна. Если и оно не поможет, я обращусь к вам.

— И?..

— И тогда вам придется принимать решение, которое, возможно, поставит под угрозу вашу жизнь.

Симонетта кивнула с каким-то странным облегчением.

А потом выскользнула из жарко натопленной комнаты.

Когда один из слуг спросил Лоренцо, можно ли теперь уменьшить огонь, покуда кому-нибудь не стало дурно, за Великолепного ответил Мирандола:

— Наоборот, огня нужно прибавить, только сперва приведи старуху.

— Да какой же прок от этого огня? — спросил Леонардо.

— Наверное, можно бы залить его. — Лоренцо отирал платком пот со лба. — Эта жара, кажется, совсем не помогает Сандро.

— Прошу тебя, Великолепный, потерпи еще немного. Огонь нужен не маэстро Сандро, а нам. Жара защищает нас от опасного влияния его эротических фантазий.

— А почему жара защищает нас? — заинтересовался Леонардо этим странным суеверием.

— Ты разве не знаком с Аристотелевым разделением на холодные пары меланхолии и чистые или горячие пары сангвинического состояния?

— Признаться, нет.

— Довольно будет сказать, что жара препятствует заражению фантазмами и видениями «холодной», а значит, нечистой меланхолии.

Леонардо решил, что лучше не расспрашивать Мирандолу подробнее, чтобы ненароком не унизить этого невежественного и напыщенного юного аристократа, особенно в присутствии Лоренцо.