Инстинкт самосохранения подсказывал Севилье, что лучше унести ноги подобру-поздорову. Сесть прямо сейчас в карету и ехать в Лондон. Пусть Даммлер остынет. Мисс Маллоу, если она не старая гусыня, погладит его по шерстке и ублажит. Он явно сходит по ней с ума. Ей ничего не стоит женить его на себе, если она хоть наполовину так умна, как о ней говорят. Но с какой стати Даммлер тогда завел роман с леди Малверн, если он так влюблен в мисс Маллоу? Через полчаса Севилья принял окончательное решение. Он напишет Найтону и сообщит, что приехал Даммлер и беспокоится о здоровье миссис Маллоу. Найтон напишет, что бедная дама была действительно недалека от смерти; затем он напишет мисс Маллоу в таком уважительном тоне, что Даммлер поймет, что у него не было никаких предосудительных намерений на ее счет. Бегло упомянет их былые взаимоотношения… «Хотя вы и отклонили мое предложение стать моей женой, надеюсь, мы навсегда останемся друзьями». Что-нибудь в этом роде. Она обязательно покажет его письмо Даммлеру. Не хватало только, чтобы все газеты растрезвонили о его дуэли с лордом Даммлером. Даже представить невозможно, что будет, если это дойдет до баронессы. Если засветло выехать, к тому моменту, когда Даммлер узнает о его отъезде, он будет уже на полпути к Лондону.

Сказано — сделано. Осуществив этот план, Севилья спас свой лоб от дыры.

Когда на следующее утро Даммлер постучал к Севилье, того уже не было. Он постучал к мисс Маллоу, чтобы проверить, не уехала ли и она, и застал у нее доктора Найтона; тот давал ей инструкции в отношении матери.

— Севилья написал мне, что вы здесь, — сказал доктор Найтон. — Вчера он так помог мисс Маллоу. Представляете, этот болван в регистратуре не позвал меня, а заставил бедную мисс Маллоу посылать в город за врачом. Не знаю, как и объяснить подобную глупость. Я просил не беспокоить меня, но мне и в голову не могло прийти, что он поймет меня так буквально. Несчастный случай разве может иметь к этому отношение? Я только что говорил мисс Маллоу, что ей нельзя ехать с матерью хотя бы день-другой.

Найтон вскоре откланялся, а Даммлер, внешне немного успокоившийся, но все еще внутренне кипевший, заявил:

— Ваш дружок сбежал. Вы что, предупредили Севилью, что я собираюсь вызвать его?

— Напрасно думаете, что он вас испугался, — с негодованием ответила Пруденс. — Я получила от него записку. Вы найдете его в Лондоне, если хотите сделать из себя дурака и испортить мою репутацию.

— И вы еще говорите о репутации!

— А вы считаете, что, если вызовете на дуэль мистера Севилью, тем самым не подтвердите, что у меня с ним была предосудительная связь?

Эта мысль уже приходила в голову Даммлеру, и он пожалел о своей несдержанности, но, бросив вызов Севилье, уже не мог пойти на попятную. К тому же его подозрения еще не развеялись.

— Не обязательно упоминать имена. А если кто что и заподозрит, так Севилье это будет уроком, чтобы он к вам не приближался и не делал двусмысленных предложений.

— К вашему сведению, лорд Даммлер, предложение Севильи было не того рода, что вы думаете. Смотрите сами, — Она передала ему записку. — Он недвусмысленно пишет, что, хотя я и отказалась быть его женой, он льстит себя надеждой, что мы останемся друзьями. Думаю, тут он прав.

Даммлер прочитал записку и почувствовал себя последним дураком. Это все Хетти с ее глупыми домыслами; это она все на свете перепутала.

— Это не оправдывает тот факт, что он был здесь вчера ночью, — пробормотал Даммлер, пытаясь выпутаться из этого глупого положения.

— Что касается вчерашнего, то я предпочла бы не говорить об этом. А сейчас мне надо к маме.

— Как она? Ей лучше? С ней будет все в порядке?

— Однако повышенные голоса в смежной комнате ей не на пользу.

— Ах, простите меня, Пруденс. Это я во всем виноват. Я ошибался.

— Подобные ошибки свойственны тем, кто судит других по своим меркам, — холодно заметила Пруденс. — Когда в голове нет ничего, кроме распутства, не мудрено, что и другим приписывают то же.

Даммлер не знал, как ему быть. Он хотел как-то оправдаться и не знал, как это сделать, а уйти, оставив Пруденс в таком настроении, тоже не мог.

— Так вы едете в Бат?

— Через пару дней.

— Я готов остаться здесь с вами, чтобы помочь.

— Ах, как благородно! Но я предпочла бы обойтись без таких компрометирующих спутников, чтобы пережить мой отказ от предложения со стороны достойного человека.

Даммлер насупился, но смолчал.

— Я хотел оказать вам услугу, — только и сказал он.

— Боюсь, это медвежья услуга, — бросила Пруденс.

— В таком случае мне лучше удалиться, — наконец не выдержал Даммлер. — Желаю вам всего лучшего, мэм!

Пруденс молча кивнула, и он вышел. Она вспомнила, что так и не спросила его, какими ветрами его занесло сюда. И почему он так взбесился, застав ее с Севильей? Ведь он вел себя как мальчишка, ревнивый, несдержанный мальчишка. А с чего такая ревность, если он в грош ее не ставит? Да она и сама недалеко от него ушла — ревновала к леди Малверн и всем его интрижкам. Пруденс не могла сказать, кто из них вел себя глупее, хотя для отчаяния причин не было. До него явно начинает доходить, что он любит ее больше, чем сестру.

Итак, они с матерью остались одни, и, несмотря на услужливость персонала отеля, два дня до отъезда в Бат тянулись как неделя. Три случая отравления пищей попали в местную прессу. Некоторый интерес вызвало сообщение о пребывании в гостинице знаменитого доктора Найтона; почти сенсацией была заметка в выходящем в Бате журнале о том, что и лорд Даммлер, одно упоминание о котором всегда вызывало ажиотаж, приезжал туда же, чтобы повидаться с какой-то молодой писательницей. Газетчики отыскали эту писательницу в «Джордже», взяли у нее короткое интервью, в котором она сообщила, что едет в Бат и что работает над новой книгой. Интервью было опубликовано в Бате и вызвало всеобщий интерес.

Знаменитости в Бате бывали не так часто, так что даже звезды не первой величины становились событием. Любопытство публики было подхлестнуто упоминанием о письме принца Уэльского к Пруденс, в котором он тепло высказывался о ее творчестве и приглашал в Карлтон-Хаус по возвращении в Лондон. В итоге через несколько дней пребывания в Бате ее лично посетил мистер Кинг и пригласил расписаться в книге почетных гостей в зале для питья вод, а также посетить местные собрания. Не прошла и неделя, как Пруденс стала местной знаменитостью. Когда они с матерью каждое утро приходили в зал для питья вод, это вызывало всеобщее оживление. Книги ее были выставлены в витринах книжных лавок, а затем в окне местной библиотеки появился и ее портрет; на нем она была изображена в окружении многочисленных почитателей в тот момент, когда расписывалась в книге почетных гостей.

Пруденс была слишком занята, чтобы писать обо всем этом дядюшке Кларенсу, но живо представляла себе, как он радовался бы. Впрочем, было кому сообщить о ее светских успехах и кроме нее. Миссис Маллоу, которая часто оставалась дома, когда Пруденс посещала невинные светские развлечения, не требующие обязательного сопровождения, не забывала извещать брата о новых успехах дочери и прилагала к письмам вырезки из газет.