Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Есть такие мужчины, не красавцы, но харизмой прет, силой, сластью, деньгами. Смотришь на такого и колени слабнут, потому что четко осознаешь, что перед тобой исконный альфа.
Тот, кто подчиняет.
А затем взгляд скользнул за его спину и упал на огромный букет белоснежных роз…
Таких красивых даже издали.
Спускаюсь по лестницам на негнущихся ногах, Баграт стоит так, что мой путь проходит через него, не обойти, можно только пройти мимо.
Что я и попыталась сделать, так как мужчина был увлечен разговором, а очки скрывали его глаза. Не знала я что делать. Особенно после первого секса, особенно после того, когда он улетел в командировку на несколько дней и ни разу не позвонил… а я… я рыдала в подушку, а затем отвлекала себя, готовилась к сессии в общаге…
Почти прохожу Умарова, как резко сильная рука ловит меня за локоть, сначала пригвождает к месту, а затем тянет на себя.
– Не понял, Наденька, ты куда? – задает вопрос, а я в его голосе улыбку слышу и вижу, как кончики упрямых губ дрожат в желании раздвинуться в ироничной усмешке.
– Я… я… в кафе… – отвечаю и теряюсь, ощущая как в меня стрелами летят взгляды. Кажется, что весь университет замер и превратился в слух.
– Хорошие планы. Как раз со мной и пойдешь.
Это даже не приглашение, он поставил в известность, а затем развернулся и потянул с капота огромный букет почти с меня ростом, а я посмотрела на белоснежные бутоны и поняла, что у меня в глазах слезы колют, потому что никто не дарил…
– Прости меня, малышка, не до телефонных звонков было, вне зоны доступа был…
Одна фраза и я растаяла, прижала букет к груди, пока галантный мужчина открыл дверь и помог мне с высокой ступенькой.
Сел за руль, захлопнул дверь и повернулся ко мне, а я в отражении его очков свое лицо шокированное увидела.
– Все, Надя. Кончаем с детским садом. Будешь жить со мной, – опять приказ – предложение, Баграт никогда иначе не умел.
Человек привыкший к власти.
– Я думала, что такие предложения делают иначе… – отвечаю, слегка прикусив губу и Баграт ухмыляется.
– Иначе это как? – спрашивает, приподняв бровь.
Опускаю голову и вдыхаю аромат белоснежного букета.
– Они такие красивые, никогда таких не видела… – проговариваю не в силах скрыть свою улыбку, а когда поднимаю голову напарываюсь на графитовый взгляд мужских глаз уже без солнцезащитных очков.
– Будет тебе иначе, малышка, – выдыхает и вскидывает руку, хватает меня за шею сзади и тащит на себя, обрушиваясь алчным поцелуем на мой рот.
– Маленькая сучка, что же ты со мной делаешь… – рычит и кусает за нижнюю губу, затем так же резко отпускает и смотрит в сторону столпившихся ребят.
Переводит взгляд на меня и читает видимо все мои мысли на лице.
– Не бойся, твои зеваки ничего не видят. Окна тачки непроницаемые. Спецзаказ.
Киваю, и мужчина плавно отпускает сцепление.
И тогда Баграт не соврал, он выбил у меня согласие на то, чтобы жила с ним, из постели не отпускал, пока я, не ударяясь в конвульсиях не закричала, срывая голос в крике «да».
Моргаю и наваждение проходит, воспоминание развеивается.
– Я найду всех, кто причастен, – наконец выдает Баграт и поднимает взгляд на меня.
Верит. Он мне верит. Теперь я это понимаю. Складывается картинка у него в голове.
Молчу в ответ. Я знаю, что Умаров никогда не бросает слов на ветер. Не тот сорт мужчины.
Опять молчим и Биг Босс буравит меня нечитабельным взглядом, пока наконец не нарушает паузу.
– Расскажи мне о том, как бежала. Почему я уже понял…
На мгновение прикрывает веки.
– Я примерно понимаю твою логику. Да. Все могло бы сложиться иначе, если бы ты позвонила, но история не знает сослагательных. Ты была малышкой и тебя знатно напугали. Я все понимаю, но мне нужно знать всю картину.
Пальцы сжимаются в кулаки, когда вспоминаю тот ужас. Как закидывала в чемодан свои вещи, как слезы стояли пеленой и столбом, мешая видеть, когда я прощалась с местом, которое считала домом…
– Я ушла, Умар с одним чемоданом, взяла только то, что было моим…
Наконец выговариваю и почему-то не хочу смотреть в лицо мужчины, который исчез из моей жизни на столько лет.
– Помню, как катила с противным писком чемодан за спиной по дороге, шла и шла даже дороги не видела. Говорят, так часто шок проявляется, когда мозг вроде и не отдает себе отчета и все мимо. Вот и я так шла и шла не знаю куда, не знаю как долго.
Пока случайно не врезалась в какую-то преграду… А потом меня резко схватили за руку…
– Надька, ты чтоль?!
Даже не реагирую на свое имя, хочу пройти дальше, но цепкая рука не исчезает.
– Надя! Ульянова! – повторяет кто-то и я наконец смаргиваю слезы и поднимаю глаза, ктобы увидеть улыбчивое лицо парня…
Того самого, с которым однажды должна была пойти на свидание, который пропал…
– Виталя?! – спрашиваю охрипшим голосом.
– Ага, я! А ты че это такая смурная, да еще и с чемоданом?! – интересуется, рассматривает меня, а я смотрю в изменившееся лицо парня и просто пожимаю плачами.
Он же в свою очередь хватает мою ладошку.
– Пальцы ледяные прям! Ты давно на улице?!
– Не знаю…
Кивает своим мыслям.
– А ну ка, пойдем, побазарим, посидим в кафе. Все же не чужие люди, – ухмыляется своим словам, а я чувствую себя какой-то выпотрошенной, сил нет, ни на сопротивление, ни на что вообще.
Виталя берет мой чемодан и заходит в дешевое кафе, делает нам заказ, для меня чай, себе кофе.
– Ну давай, рассказывай.
Грею пальцы на чашке. Не решаюсь поднять глаза. Сложно быть одной во всем мире. Сложно понимать, что человек, который стал самым близким предал и обрек на нечто страшное, невыносимое просто.
Я все возвращалась в памяти к нашим встречам, к знакомству, все думала почему он поступил со мной так жестоко, за что…
Даже не заметила, как все мысли оказались произнесенными в слух. Не поняла, как выложила всю свою боль такому тонкому Виталику, который молча слушал меня, изредка делая глотки кофе.
Он показался каким-то замкнутым, тихим, готовым услышать.
– Почему говоришь?! – спрашивает и кривит чуть узковатые губы.
В принципе Виталий крупный парень, может если и не красавец, то хотя бы симпатичный.
Молча смотрю в белобрысые лицо. И не могу понять, что именно он думает. К чему ведет.
– Да, ладно, Надь, ты два и два сложи.
– Объясни, – выговариваю совсем тихо.
– Ты легкая добыча, детка. Никого нет. Сирота. Некому за тебя заступиться, некому постоять. Что захотят то и сделают. Захочет ребенка отнимет, захочет на свалку выкинет твой богатый хахаль, а захочет, если ты ему будешь все еще интересна после родов, запрет в своем особняке и будет наведываться по вечерам, релаксировать. Женушка там по ходу не але, а вот на тебя у мужика зажглось.
Что-то странное проскальзывает в его словах, жалящее, но будто сознание хочет уловить что-то, но упускает.
Страх берет вверх и у меня ложка в чашке дрожать начинает, передавая тремор моих рук.
– Надька, не плачь, тебе вредно… – накрывает мою руку своей, но я убираю пальцы.
Чужие прикосновения неприятны.
– Говоришь никто не знает, что ты в залете, да? – спрашивает наводяще как-то и я отрицательно машу головой.
– Тогда у теб есть шанс, Ульянов. Может судьба это, что мы с тобой так вмазались друг в друга…
– Я не понимаю…
Отвечаю моргая. Состояние какого-то дичайшего шока не проходит. Гормоны, переживания, все смешалось в голове.
С только боль в груди кажется не успокаивающейся, вечной, она подтачивает меня изнутри, мешая сосредоточиться.
– Сейчас объясню.
Виталя приближает лицо ко мне и говорит тихо – тихо.
– Ребенок, рожденный в браке, принадлежит родителям, у хахаля твоего пузатого по закону ручки связаны будут. Не доказать, если ты замуж выйдешь и в браке родишь, муж твой ребенку отцом по документам будет, а богатей твой может подтереться своим контрактом, хрен чего докажет, у нас такая система, что черт ногу сломит,
