А до этого я познакомилась с одним мужчиной. Он такой классный, настоящий! На руках меня носил, подарками завалил. Капитан дальнего плавания! Предложение мне сделал, и я согласилась. Я полюбила его.

Он сейчас как раз в рейсе, через месяц приедет, и мы подадим заявление в ЗАГС. Он не знает, что я беременна. Я жутко боялась, что он приедет, увидит меня с животом, и… все закончится. А я люблю его, очень люблю!..

А теперь все будет хорошо. То, что я родила, он никогда не узнает… Хорошо, что не кесарили, а то сложнее было бы…

Я сюда специально приехала, чтобы родить. Чтобы никто из старых или новых знакомых не узнал об этом. Подругам сказала, что к родителям на север уехала, за больной мамой ухаживать. Стены эти осточертели до тошноты. Завтра поеду, наконец, домой и все это забуду как страшный сон…

— Ты отцу ребенка сообщила?

— А что бы я ему сказала? Вера, ты не знаешь, какой он! Это же деспот! Убьет и не поморщится! Я боюсь его.

— Он — отец девочки! Он имеет право знать, что у него есть дочь!

Карина покачала головой.

— Если ты боишься, давай я с ним встречусь, расскажу. Пойми, если ты откажешься от дочери, ее отдадут в дом малютки. Повезет, если ее удочерят хорошие люди, а если они не полюбят ее? А если она останется в детском доме? Ты хоть представляешь, как тяжело там ребятишкам живется без родительской любви, без мамы? Подумай о девочке, прошу тебя! Карина, пожалуйста, не отказывайся от дочки. Это же грех! Вот я тоже без мужа, а Дениска у меня — это такое счастье, ты даже не представляешь!

— Ты хотя бы любила его отца. А я ненавижу! Понимаешь, ненавижу!

— Но девочка же не при чем! Она не виновата в случившемся, Карина. Дети не просят, чтобы их рожали…

— Верочка, я все решила, правда. Сейчас обстоятельства складываются в мою сторону. А девочка… у нее все будет хорошо…

Чем дольше мы разговаривали в потемках, тем тверже становился голос Карины и ярче сверкали ее глаза, освещенные только светом уличных фонарей. Она была убеждена в правильности своих действий и меня ни слушать, ни слышать не хотела. Даже повеселела как будто. А потом соседка вдруг резво соскочила с подоконника.

— Я тебе сейчас его покажу!

— Кого? — я подумала о капитане, а Карина между тем щелкнула выключателем, и потолочная лампа, вспыхнув, ослепила меня, заливая палату мягким светом.

— Шефа бывшего. Отца девочки.

Карина вытащила из шкафа большую дорожную сумку, порылась немного и видимо с самого дна достала толстый глянцевый журнал. Листала его страницы, пока где-то на середине не остановилась. Ткнула пальцем.

— Вот он, красавчик. Глянь какой!

— Егор?! — я вскрикнула от неожиданности.

— Какой Егор? Игорь, мать его, Алексеевич. Донцов!

С фотографии на меня смотрел Егор. Мой Егор!

— Гребаный мудак, воспользовался пьяной девушкой и даже о защите не подумал. Сволочь!

Карина сунула журнал мне в руки и вернулась на подоконник, прижавшись лбом к стеклу. А я уставилась в такие знакомые, родные черты…

Когда-то я действительно думала, что с его внешностью ему нужно быть моделью. Представляла его на обложках глянцевых журналов и гордилась тем, что этот замечательный парень, не имеющий недостатков, — мой. Сама себе завидовала!

А теперь вот он — не на обложке, но все же на глянце. Не модель, а генеральный директор крупнейшей строительной фирмы. И… не мой.

Он возмужал. Светлые волосы красиво и модно уложены. Серо-голубые глаза, обрамленные длинными густыми ресницами, холодным взглядом смотрят на меня со страницы глянца. Когда-то пухлые чувственные губы теперь плотно сжаты в тонкую линию.

Черный дорогой костюм идеально сидит на широкоплечем статном мужчине, и от всей фигуры веет властью, уверенностью и харизматичностью. Егор действительно красив, очень. Но при этом какой-то… грустный что ли, или одинокий? Или я вижу только то, что хочу видеть? Мельком прочитала статью — ни слова о семейном положении, строго о работе, фирме.

— Ты уверена, что твоя дочь от него?

Я не хотела говорить Карине, что Донцов — это мой Егор. Мой бывший парень и отец моего ребенка, а теперь еще и ее, как оказалось. Поэтому постаралась взять себя в руки, унять дрожь в конечностях и разговаривать как можно более спокойным тоном.

- Вера, это его дочь. Я точно знаю. Ни до, ни после той ночи у меня не было мужика несколько месяцев, да и врач со сроком угадала… Все, я устала, давай спать.

— Карина, пожалуйста, подумай о том, чтобы оставить девочку. Или хотя бы расскажи о ней Донцову.

— Вера, хватит, — раздраженно отрезала соседка.

В отличие от Карины я не сомкнула ночью глаз. Воспоминания нахлынули с новой силой: день за днем, час за часом. Память восстанавливала каждый миг, каждый взгляд, слово, жест, действие…

Обида на предательство за несколько лет прошла, осталось лишь глухое разочарование, но оно было ничто по сравнению с тем, что, вернее кто, остался после наших с Егором отношений. Мой сын! С ним моя жизнь заиграла новыми красками, наполнилась смыслом, позволила всю нерастраченную нежность, любовь и заботу подарить маленькому человеку. Научила видеть и ценить каждую минуту его существования, роста, развития. Научила быть счастливой, несмотря на возникающие время от времени проблемы и страхи.

У меня не было оправдания Егору. После того, как он предал меня, я перестала давать людям какую-либо оценку их действиям, словам и поступкам. Мне все равно, каким он стал теперь. Я любила того мужчину, который был у меня когда-то. А еще… я решила, что тот Егор для меня умер. Другого нет и не надо.

Ясно было только одно — судьба зачем-то свела меня с Кариной, столкнула лоб в лоб с прошлым и настоящим. И я должна разобраться зачем.

Карина не знала, от чего отказывается. А я знала. Может быть, для того мы с ней встретились и познакомились, чтобы я помогла ей принять правильное решение — не отказываться от ребенка…

Утром я договорилась с врачом, чтобы нам с Кариной разрешили посмотреть на девочку. Взяла упирающуюся соседку за руку и практически волоком притащила ее к дочери. Маленькая сморщенная кроха в белоснежном теплом чепчике и большеватом для ее тельца подгузнике лежала в кювезе, обложенная грелками. Она спала и слегка гримасничала, подергивая крошечными губками, почти незаметными бровками и ресничками. Маленькие пальчики то сжимались, то разжимались в кулачки.

Я смотрела на девочку через стекло бокса, и тепло от нежности и умиления разливалось в груди. Я улыбалась и радовалась этому чуду. В какой-то момент взглянула на Карину, полностью уверенная, что она испытывает те же чувства, что и я, но наткнулась на безразличный взгляд куда-то поверх детского инкубатора.