– Ну почему же отсебятина? – Ирочка искренне обижается. – Очень даже… по канве, так сказать. Я в интернете насчет персонажей справлялась… И это точно роман, я знаю, просто вы… ты не хочешь мне говорить, да! Думаешь, я могу твою работу сглазить или как-то так…

– Господи, какие глупости! – Я умилительно смотрю на порозовевшую от волнения Ирочку. – Не верю я ни в какой сглаз, тем более проклятие… нет ничего такого и не бывает!

– Угу, – скептически хмыкает Уточка. – Не бывает! Очень даже бывает! Очень даже! Да, Лева, я еще спросить хочу: это самое кольцо, оно ведь действительно существует, да?

Вид у Уточки сегодня совсем девчоночий: волосики-перышки выбились из хвостика, платьишко по случаю жары коротенькое, хотя до наряда заменившей ее вчера на тренировке Татьяны ему далеко. Босоножки на плоской подошве делают ее трогательно-хрупкой, и без дополнительных ухищрений она оказывается почти на голову ниже меня. Взгляд умоляющий, но…

Я не имел права ничего разглашать, да и писать об этом проклятом перстне я не имел права, если уж на то пошло, хоть и в порядке полного вымысла! Поэтому я игнорирую Уточкину умоляющую мину и строго говорю:

– Нет. Оно не существует. Я его выдумал. В интернете увидел какое-то кольцо Борджиа – и пошло-поехало. Я же человек с фантазией…

– Я заметила, – говорит Ирочка. – С фантазией у вас полный вперед! Только нестыковки я тоже заметила… Например, у Бьянки Капелло есть ребенок, но в той главе, где описывается, как она попала из богатства в самую нищету и пошла к ростовщику продавать драгоценности, ни о каком ребенке и речи нет! А ведь это было бы логично – упомянуть ребенка?

– Точно! – поражаюсь я. – Это, наверное, потому что ты – женщина, а женщины всегда думают о детях. Честно говоря, сначала я колебался – упоминать этого ребенка или нет? Зачем утяжелять ткань повествования, так сказать, и сообщать об этой девочке, которая ни на что не влияет и больше нигде в романе не появится? Ну а потом решил не отступать от исторической правды и вставил в главу маленький абзац о ней… просто ты еще не видела исправленного варианта.

– Ага, я тебя поймала! Это все-таки роман! – ликует Ирочка и чуть не кидается мне на шею от восторга. Хорошо, что у беседки в парке в это время только мы. После Лин и тяжелых взглядов Даниила, направленных на мою персону, я скоро и от собственной тени буду шарахаться. – Я так и знала, я так и знала! – торжествует она.

– Ладно, можно и так считать… но, во всяком случае, пока это только заметки к роману, – не сдаюсь я. – Может, из этого еще ничего и не выйдет!

– Как это не выйдет? – Желтая Уточка даже обижается и складывает губки клювиком. – Такая тема интересная! Кольцо проклятия! Персонажи колоритные! Лукреция! Бьянка! А кто еще будет? – совсем взяв меня в осаду, допытывается она.

– Еще не знаю, – говорю я совершенно честно. – Я еще об этом не думал.

Она стояла перед ним, опустив руки, готовая принять ради него любую муку, любую смерть. Она, его девочка, его любовь, не первая, но последняя – это он точно знал! – и самая сильная из всех! Он любил ее так, как никого никогда не любил, – он даже не знал, что можно любить так безоглядно… Нет, это она любила его безоглядно, она знала, на что идет, как знала и то, каков он на самом деле и что над ним тяготеет… Проклятие. Да, проклятие!

– Я тебе помогу, не бойся! – сказала она.

– Чем же ты мне поможешь? – изумился он. – Похоже, мне уже никто не в силах помочь! И ты уходи, ни к чему мне тебя тянуть на дно вместе с собой…

– Нет! – сказала она. – Я сама решаю, куда идти. Я же человек, правда? Я личность. И я уже все решила. Знаешь, мне такой сон снился…

– Какой? – испугался он. – Плохой?

– Нет, не плохой… просто странный. Как будто мы с тобой идем, идем… а дорога все не кончается… А потом смотрю – мы уже не по дороге идем, а как бы под водой. И вокруг не лес, а водоросли… и рыбки проплывают… а мы разговариваем и словно не замечаем, что это вода, а не воздух! И вода сквозь нас проливается, как будто так и надо…

– Я не хотел везти тебя в это место, – сказал он. – Потому что… ну, потому что боялся. Вдруг тут с тобой что-то случится? Тут всякие люди бывают… и лес вокруг. И озеро…

Он не хотел ей говорить, что в этом месте почти год назад случилось странное происшествие – человек умер на детской площадке. Ночью. В окружении игрушек. У человека остановилось сердце – наверное, что-то вспомнил. Что-то связанное с игрушками… с детьми… Что-то невообразимо страшное, от чего вскидываются с кровати и кричат, срывая голос, – или не успевают крикнуть, потому что сердце останавливается. У него тоже было что-то в жизни, связанное с детьми, только он никак не мог сейчас вспомнить, что именно! Это было очень, очень важно – но он не мог. Может быть, потому, что рядом была она и он за нее боялся так, что страх перешибал все остальное?

– Наверное, и рыбки, и вода – это хорошо, – наконец сказал он.

– Да, точно, хорошо! – согласилась она. – Ой! Я вспомнила! Бабушка говорила, что женщины видят во сне рыбок к беременности! Значит, у нас будет ребенок! И еще я вспомнила – одна рыбка была такая красивая! Красная, вся блестящая! Чешуя у нее так и горела! Как будто была сделана из звезд! Это золотая рыбка, волшебная, она исполняет желания!

«Нет! – захотелось крикнуть ему. – Это не золотая рыбка! Это вообще не рыбка! И не нужно было тебе на нее смотреть, потому что она не исполняет желания – она отнимает их!» Он хотел крикнуть – но не смог. Потому что она бы испугалась. И побежала бы прочь от него, в воздухе, который стал водой. И она стала бы хватать этот воздух ртом, и захлебнулась бы, потому что это все-таки была вода, вода! И в ней невозможно дышать! Разве что вот так, потихоньку, когда идешь еле-еле, словно плывешь… А бежать нельзя, нельзя! И от этого не убежишь – вот что самое главное и самое страшное! Он уже пытался! Он пять раз пытался! И он рассказывал ей об этом – не мог не рассказать! Потому что она должна была знать. Знать все. О нем. И о тех, кого он погубил… по незнанию? Или же он всегда это знал? Просто делал вид, что не знает… не догадывается. Потому что с другими ему было все равно. А с ней – нет, с ней все по-иному… Остро… до самозабвения. До полного единения. До остановки сердца – но не от страха, а от счастья. С ней все, как было с Олей! И даже еще лучше! А вдруг… – Он похолодел тут, под водой, хотя вода и так была холодная и в ней не могло быть жарко, но он все равно весь взмок. Странное дело – выходит, под водой можно два раза стать мокрым? Один раз – от воды, а второй – от собственного пота? И вдруг его осенило: а что, если она – это Оля?! Которая пришла сюда, на Землю, во второй раз, чтобы…

Он боялся вымолвить это «чтобы», потому что знал – если он скажет неверное слово, все исчезнет, все разрушится! Потому что сказать можно было только один раз, только один раз – но никак не пять! Оля! Он силился вспомнить, когда она родилась, его жена… – его будущая жена! – и когда умерла та, которая Оля… Он напрягался, но цифры ускользали от него, словно рыбки, оставляя лишь едва заметный шлейф и ощущение досады… неуловимые цифры, с которыми он всю жизнь был на «ты», которые любили его, отдавались ему, которые пытались восполнить его потери… по-своему… как умели.