Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Крейк махнул на коллегу рукой, чтобы тот заткнулся. Поспешно взглянул на приборы и вывел на ноль показатели последних определенных им частот. Из-за небрежности демониста пленник мог сбежать или вырваться на свободу, а этого нельзя допускать ни в коем случае.
Очередной звонкий металлический удар. Крейк смахнул пот с глаз и повернул верньер.
Попался!
В металлической сфере загремела барабанная дробь. Грайзер перекинул рычажок и послал в камеру какофоническое сочетание частот, усиленное до невыносимой громкости. Демон взвыл от страха и боли, он визжал так громко, что Плом зажал уши ладонями.
Крейк вернул переключатель в исходное положение, и вопль смолк.
– Я знаю, что ты слышишь меня, – четко произнес он, обращаясь к пленику. – Повинуйся!
Тот не ответил.
Грайзер щелкнул другим рычажком и включил резонатор. Эхо-камера заполнилась звуками, которые он записал, когда изучал металлический шар.
– Я ищу это, – заявил он. – Скажи мне, где оно находится.
Крейк ждал. Эхо-камера гудела. С того места, где находилась панель управления, иллюминатора было не видать. А Грайзера прямо обуревало желание заглянуть в маленькое окошечко. Однако он помнил, что случилось в прошлый раз. Взгляд демона способен ввергнуть человека в безумие.
«Осторожнее, – думал он. – Работай. А любопытство удовлетворишь позже».
В камере опять громыхнуло, удар вполне мог помять металл. Затем раздался грозный рокот, от которого кровь стыла в жилах. Грайзер щелкнул переключателем, и рокот сразу перешел в визг. Пытка продолжалась дольше.
– Ты сделаешь то, что я требую! – прорычал демонист сквозь стиснутые зубы.
Рычажок вернулся в прежнее положение. Настала тишина, только защитный периметр Плома еле слышно попискивал. Крейк чувствовал, как с перебоями билось его сердце.
А потом послышались иные звуки. Из камеры донеслось бульканье. Быстрое, отчаянное полузадушенное дыхание.
Грайзер похолодел. Так было и в его святилище, в ту роковую ночь.
Поверни рычаг и вышвырни его обратно в эфир!
Но он медлил. Ведь сейчас ему необходимо увидеть. Его толкало непреодолимое стремление. Наверняка все не очень страшно. Это же – простой фокус, трюк демона.
Он отступил от пульта управления и приблизился к лицевой стороне эхо-камеры. Плом, скрючившийся над приборами, наблюдал за Грайзером.
Клокочущие звуки продолжались.
Он заглянул в иллюминатор.
В камере находилась маленькая девочка. Она лежала на спине, повернув запрокинутую голову, и смотрела на него с испуганным изумлением. Ее волосы, губы были заляпаны кровью, а белая рубашка промокла насквозь. Кровь текла из ран, зиявших на руках, поперек ключицы и даже в волосах на голове. Она часто и коротко дышала, пытаясь вобрать воздух в пробитые легкие.
Его племянница.
Почти не сознавая, что делает, Крейк испустил вопль ужаса. На него нахлынула слабость, и он едва не упал в обморок. С затуманенными от слез глазами он отшатнулся от иллюминатора и споткнулся об один из толстых кабелей, присоединенных к эхо-камере. Брызнули искры, раздался треск, и разъем наполовину выскочил из гнезда. Грайзер мгновенно пришел в себя. Оцепенение покинуло его. Демонист кинулся вперед, схватил разъем обеими руками и воткнул обратно в гнездо.
Затрещал электрический разряд, и лампы в святилище погасли.
– Крейк! – крикнул Плом. – Как вы?
Воцарился непроглядный мрак, и в подвале резко похолодало. Крейк полез в карман за спичками. Он всегда носил их при себе, на случай, если ему захочется покурить, что бывало крайне редко.
– Крейк!
– Не двигайтесь! – ответил тот. – Не бросайте пульт! Иначе он нас достанет!
Он вспомнил о масляных светильниках, которые видел в углу. Чиркнул спичкой. Огонь осветил его руки, пар, валивший изо рта и изгиб бока эхо-камеры.
– Крейк! Крейк, чтоб вас!.. Говорите же!
– Следите за приборами! – рявкнул он.
– Где вы? – Голос Плома прозвучал слабо, будто издалека.
– Будьте на месте! – проорал демонист. Ответа не последовало.
Он осторожно обошел эхо-камеру и направился в глубь просторного святилища, надеясь, что угадал нужное направление. На ходу он зажег новую спичку, боясь хоть на мгновение остаться в полной темноте. Пламя показалось тусклым и блеклым.
Его нога что-то задела, он наклонился. Покрытый пылью, давно не чищенный светильник. Он схватил его и поднес спичку к фитилю. Тот зажегся сразу, алый язычок вытянулся и разогнал тьму. Крейк выдохнул, чувствуя, как дрожат губы, выпрямился и оказался лицом к лицу с Бесс.
При виде огромного неподвижного голема он непроизвольно схватился за сердце. Она не может находиться здесь! Но спустя минуту Крейк понял – с ней что-то не так. Ее глаза погасли. Бесс действительно не было в святилище. Имелась только бронированная оболочка с кабелями. И они тянулись к эхо-камере.
Точно, как в тот раз, когда я вложил жизнь в металлические доспехи.
Он отвернулся и поднял фонарь. Свет озарил расширяющиеся кверху каменные колонны, соединенные арками. Крейк узнал это место. Прежде здесь помещался винный погреб, но, в конце концов, подвал достался ему. И он переделал его в святилище. Именно тут он создал саблю, которую сейчас носил Фрей, и свой золотой зуб. Собрал голема. И совершил преступление, напрочь погубившее его прежнюю жизнь.
«Демонические штучки, – говорил он себе. – Он издевается надо мной».
Но реальность расплывалась перед глазами.
Дрожа, он направился обратно к эхо-камере.
В помещении было тихо. Умолк электрический гул. Стук его ботинок гулко разносился под заиндевевшими сводами.
Что он хочет?
Крейк оказался перед лицевой стороной эхо-камеры. Дверца-заслон, удерживающая демона внутри, была приоткрыта.
Крейк протянул руку и распахнул дверцу. Собрался с духом и посветил внутрь.
Пусто.
Он услышал позади надсадное, клокочущее дыхание.
«Нет, – молча взмолился он. – Умоляю. Не заставляй меня снова видеть ее».
Что-то стало капать на каменный пол, и Крейк взглянул вниз. В его руке был окровавленный нож для разрезания писем с эмблемой университета на рукояти.
Он закричал от душевной боли и швырнул его на пол. Раздалось шуршание. Он крутанулся на месте, но никого не обнаружил.
– Будь ты проклят! – закричал он. – Ты не тот демон!
Не тот, который вселился в него и заставил семнадцать раз проткнуть племянницу ножом.
А потом в темноте зазвучала детская речь.