— А как насчет Бейтса? Ваши люди приняли все необходимые меры?

— Слава Богу, да. Каракас крайне заинтересован в его поимке.

— А ваши друзья из министерства иностранных дел могут нам помочь?

— Не беспокойтесь, все устроено.

Андерсон явно расслабился. Он вытащил из кармана сигару, лорд Розем протянул ему спички.

Андерсон закурил и вдохнул аромат табака.

— Есть новости от леди Эштон? — спросил он.

— Пока никаких. В последней телеграмме говорилось о том, что дамы благополучно взошли на борт «Мавритании».

— Урсула правильно сделала, что уехала на какое-то время из Англии. Она уже достаточно страдала, бедная девочка. Сначала ее мать, потом Роберт… — Андерсон замолчал.

— Я помню, как Роберт рассказывал мне об Изабелле, — вдруг произнес лорд Розем, — и о том, что его супруга до смерти боялась Бейтса.

Он взглянул в окно, захваченный воспоминаниями о Роберте Марлоу и о том вечере на борту «Лузитании» по пути через Атлантику.

— Он никогда не знал наверняка, — негромко заметил Андерсон. — Но, наверное, заподозрил к тому времени, когда экспедиция отправилась.

— Тем вечером он признался мне, что больше всего боится потерять Изабеллу. Она пришла к нему в тот самый день, когда экспедиция должна была покинуть Саутгемптон, и сказала, что беременна. Она была так счастлива, и он отчасти разуверился… разуверился в том, что Бейтс теперь для нее что-то значит. Я пытался расспросить его, но тут Роберт вспомнил, как Изабелла умирала в санатории, и разрыдался. Все, чего ей хотелось, — это видеть рядом с собой мужа и дочь…

— Достаточно только взглянуть на Урсулу, чтобы вспомнить Изабеллу, — мрачно сказал Андерсон. — Девушка — вылитая мать. Поначалу я беспокоился, что из-за этого она будет для Боба чужой, но чем сильнее в дочери проявлялась Изабелла, тем больше он хотел с ней сблизиться. Урсула была для него всем… а поскольку родственники Изабеллы после ее смерти отказались знаться с Марлоу, для Урсулы он тоже стал единственной опорой…

Прошлое окружило их. Андерсон собирался прервать молчание, когда вошел Эйрс.

— Милорд, телефонный звонок из Лондона. Мистер Биггз получил телеграмму и должен немедленно с вами поговорить.

Лорд Розем бросил сигарету в камин и поспешно вышел. Андерсон снова опустился в кресло с выражением тревоги на лице.

Лорд Розем оставил дверь открытой, и Андерсон видел, что он стоит в кабинете с телефонной трубкой в руке. Его настроение нетрудно было угадать даже со спины: удивление и ярость одновременно. Андерсон нервно побарабанил пальцами по крышке стола.

— Проклятие! — воскликнул лорд Розем и с грохотом бросил трубку. Андерсон, невзирая на волнение, не смог подавить улыбку — до сих пор ему не доводилось слышать, как лорд Розем бранится. Тот вернулся в Зеленую гостиную, стараясь держать себя в руках. Когда он сел, черты лица вновь стали каменно бесстрастными. Взгляд был суров.

Андерсон потер копчик носа и спросил:

— Что с Урсулой?

— Она исчезла.

Неделю спустя Урсула стояла в своей каюте на борту парохода «Алмиранте» и придирчиво разглядывала себя в зеркале.

«Алмиранте» был маленьким пассажирским судном, значительно меньше «Зулии», на которой она прибыла на Кюрасао, и, разумеется, несравнимым с роскошной «Мавританией». И тем не менее именно здесь она ощущала себя на месте.

Вечером в капитанской каюте должен был состояться ужин в честь новых пассажиров, которые взошли на борт в Тринидаде. Урсула уже привыкла к брюкам и манжетам. Две недели назад это было нелегко. Она сидела в номере нью-йоркского отеля «Плаза» в ужасе перед грядущим превращением. Накануне они с леди Эштон заняли соседние номера и поужинали в «Шерри». Утром Урсула сослалась на нездоровье, и леди Эштон в одиночестве отправилась за покупками. Тем временем девушка, настояв на том, чтобы горничная оставила ее одну, быстро переоделась.

Она приготовила широкое серое пальто и брюки, крахмальную белую сорочку и воротничок, бледно-серый шейный платок и опойковые ботинки, потом обернула полосу шелковой ткани вокруг обнаженной груди, чтобы перетянуться, как ее научила мисс Тенант, и начала одеваться. От волнения запуталась с золотыми запонками, и ей дважды пришлось перевязывать галстук, прежде чем узел приобрел более или менее надлежащий вид. Урсула все более и более терялась, по мере того как отчаянно пыталась вставить запонки в жесткие манжеты рубашки. На глазах у нее выступили слезы. «Не сходи с ума!» — сурово приказала она себе, застегнула брюки, обулась и взглянула на свое отражение в зеркале, пытаясь привыкнуть к образу мужчины, которого видела перед собой. Урсула подняла волосы и повернула голову с боку на бок. Теперь самое главное. Она взяла ножницы, села перед стоящим на комоде зеркалом и принялась срезать прядь за прядью свои длинные каштановые волосы. От каждого щелчка ножниц она вздрагивала. Тем не менее, когда все было кончено, Урсула почувствовала облегчение. Освободиться от тяжести на голове оказалось приятно. Это придало ей сил, и она поспешно пригладила волосы при помощи макассарового масла, затем надела пиджак и в последний раз взглянула на себя в зеркало. В качестве завершающего штриха девушка добавила очки в проволочной оправе. Мисс Тенант была права: в хорошо скроенном костюме и в очках Урсула могла сойти за юношу — разве что немного женственного.

Забрав маленький кожаный саквояж, в котором хранились необходимые для путешествия в Венесуэлу вещи, она напоследок оглядела комнату. Состриженные пряди валялись на полу, чемодан с платьями остался нераспакованным. Урсула торопливо прибралась, написала извинительную записку леди Эштон и оставила ее на комоде, затем надела шляпу, сунула в карман пальто бумажник, где лежали визитные карточки, а также американская и английская валюта, взяла перчатки и вышла с саквояжем из номера.

Сначала Урсула боялась, что первый же встречный немедленно ее разоблачит, но когда она пересекла вестибюль и вышла на Пятую авеню, то убедилась, что не привлекает к себе внимания. Проходившие мимо люди даже не извинялись, толкая и задевая девушку. Дамы в узких юбках и шубах как будто не замечали ее. Урсула спустилась по улице, остановила такси и приказала ехать на Челси-пирс. Когда по окончании поездки она расплатилась, то водитель приподнял фуражку и сказал: «Спасибо, сэр». Урсула окончательно поверила в себя.

Все это было почти две недели назад, и теперь она чувствовала себя довольно уютно. Сначала собственное тело казалось Урсуле чужим. В какой-то мере это помогло девушке провести черту между той жизнью, которую она оставила позади, и миссией, которая ей предстояла; с другой стороны, теперь она ощущала себя еще более одинокой и покинутой. Призраки прошлого не оставляли ее в покое. Стоило ночью закрыть глаза, и она видела своего отца, точь-в-точь как Данте, переступив порог ада, видел тени умерших. Урсула пыталась обнять его и протягивала руки, но отец неизменно оказывался вне досягаемости. Роберт Марлоу был не более чем немым призраком.