Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эта краткость выразительна. Белый, считавший звук «духовной личностью» (83, Гл), словно вообще отказывается причислить «ы» к звукам; для него «ы» – не личность, а, скорее, наоборот, безличность, бездуховность. Показательно также следующее противопоставление в поэме: «… Животное семя, как око в физический мир, есть “у”; когда “I” опускается в “у”, – соединяется пурпур с лазурями “I” в фиолетовом “ю”; соединение по-другому есть “ы”» (77, Гл). «Ы» и «у» противопоставлены в «Петербурге». «У» звучит в фамилиях всех основных персонажей романа: Аблеухов, Дудкин, Лихутин, – кроме Липпанченко. Это отсутствие «у», звука, «проходящего по всему пространству романа»[166], в имени Липпанченко воспринимается как обделенность его чем-то значительным. Чем?
Сущность символического определения «у» как «узкости, глубинности, коридоров гортани, темнот, падения в мраки…» (77, Гл) раскрывается лишь в сопоставлениях с текстами романов «Петербург» и «Котик Летаев». Только узнав из «Котика Летаева», что первое представление младенца о пространстве – «оно – коридор», а о собственной коже – «свод», «труба» (302, КЛ), понимаешь, что имел в виду Белый, когда писал: «“у” – колодезь души в нашей плоти» (52, Гл). «У» – вхождение души, сознания в тело и выход из тела: ср. «В ту роковую минуту, когда по расчетам Аполлона Аполлоновича к его бессильному телу (синий круг был в том теле – выход из тела) уже подкрадывался монгол… – в то самое время что-то с ревом и свистом, похожим на шум ветра в трубе, стало вытягивать сознание Аполлона Аполлоновича из-под крутня сверканий… ветер высвистнул сознание Аполлона Аполлоновича из Аполлона Аполлоновича» (140, П). Настойчиво проводимая в романе параллель со знаком «минус» между нотой на «у» и воем ветра не должна вводить в заблуждение, напротив, неоднократные отрицательные упоминания о ветре в связи со звуком «у» в «Петербурге» (76, 114 и др.) позволяют сделать вывод о том, что и упомянутый здесь шум – подобие звука на «у». Эта же цитата поясняет, почему звук «“у” – звук иного какого-то мира».
Нота на «у» названа в «Петербурге» «зловещей». Это связано с тем, что переход из одного мира в другой небезопасен: «… uh uh – проносилось из глотки; невыразимости шума, тепла, в полость рта, – ужасами; за отчетливым звуком тянулась змея жаровая в ущельях гортани, и обернись поздний звук на себя, к месту выхода глотки, к младенческим мигам своим, – он увидел бы, что за ним поползли – из дыры, глубины» (26, Гл). Сходство этого описания с выдержками из романа «Котик Летаев»: «… в ней (речь идёт о коже. – М.С.) я полз, как в трубе, и за мною ползли из дыры; таково вхождение в жизнь» (302, КЛ); «Вот мой образ вхождения в жизнь: коридор, свод и мрак; за мной гонятся гады…» (303, КЛ) – позволяет применить сказанное в «Глоссолалии» о звуках к душевному состоянию человека.
Итак, «у», или душа, входит в этот мир, и за нею тянется змея: «h» или, если пренебречь различием русских и иностранных звуков, «х». Это «у-х» есть в Аблеухове, и есть «у-х» в Лихутине, но они различаются направлением: в Лихутине «у» стремится к «н», то есть в глубину, в Аблеухове – к «а», то есть к душевной полноте. Это противоположное расположение «у-х» – «х-у» на уровне звуков символизирует происходящую к концу романа перемену положений каждого из героев: Лихутин – «идиот» (как некогда Николай Аполлонович),[167] Аблеухов – в синих очках, с бородой, бывающий в церкви.
«Звук кричит страшным смыслом… “ha – hi” – пролетает оттуда; змея по-санскритски “ahih”; безобразие удушений и хрипов грозит…» (28,Гл). В Лихутине – «hi» или «ih», в зависимости от направления, но и «ih» и «hi» – в «ahih», и значит, для него эта змея опасна.
Кроме Дудкина, имя которого Александр – не настоящее, один только Лихутин имеет в своем имени «р» – звук борьбы, работы, энергии. «…Язык, как Зигфрид: мечом “r” – бьет по змею. Но, его обвивая, хрипит змей, ahih; задрожав, твердо борются: первое действо – борьба: её меч – твердый “r”…» (28, Гл). Имя Сергей Сергеевич Лихутин показывает, что борьба со змеем – противостояние ему – длилась по крайней мере в течение двух поколений (одинаковое имя и отчество). Корень имени «serg» можно рассматривать как наложение двух отмеченных А. Белым в «Глоссолалии» корней: «ser» – солнце, «erg» – энергия. Таким образом, сущность имени Сергей, по Белому, солнечная энергия; это меч, которым он боролся со змеем, но борьба была безуспешной: он арий, но не герой (hero): «р» имени и отчества переходит в «л» фамилии, меч «р» «смягчается» (36, Гл) в «л», и мягким «л» овладевает змей[168]. Описание Лихутина с веревкой на шее: «имел вид человека, решившего обмотаться змеей» (196, П) – намекает на это. Безысходность борьбы со змеем, заложенная в родовом имени и повлиявшая на судьбу Сергея Сергеевича Лихутина, сближает его с Аблеуховыми, которые, как указывал их герб, были «прободаемы» единорогом.
Звук «у», означающий душу и способность познать запредельное, есть и в фамилии «Дудкин», но он живет по подложному паспорту. Настоящее имя Александра Ивановича – Алексей Алексеевич Погорельский. Однако, когда его называют Андреем Андреевичем Горельским, он не возражает. Тем самым отрицается важность обоих корней, составляющих имя Александр: «Алекс» и «Андр», и, следовательно, придается особое значение одинаковому в обоих именах ударному слогу «-ей». Таким образом, для того чтобы понять, что изменилось в Алексее Погорельском после принятия им имени Александра Ивановича Дудкина, нужно обратить внимание на то, как изменились ударные слоги его полного имени. Итак, став революционером, он отказывается от «-ей», «-ей», «-ель» – и принимает «-ан», «-ан», «-уд». Даже беглого взгляда достаточно, чтобы заметить: замена явно неудачная, так как иметь сущность «ей – ей» (ср. те же ударные слоги в имени Сергей Сергеевич) всё же предпочтительнее, чем «ан – ан» (ср. ударные слоги имени Николай Степанович Липпанченко).
Основные герои «Петербурга» имеют в составе своих имен следующие ударные, а значит, несущие особую нагрузку слоги: «-ай», «-ан», «-ей», «-он». А. Белый не дает ни в «Глоссолалии», ни в «Петербурге» соответствующих этим звукосочетаниям образов,