Если не подойдет помощь, то рота долго не продержится. Оставлять позиции и прорываться без приказа они не имели права. В блиндаж спустился артиллерист Роман Семенюк.

Его донимала раненая рука и ожидание невесть чего.

– Лейтенант, надо послать людей в батальон и принимать решение. Фрицы опять скапливаются. Если не ударим первыми, нас сомнут.

Это понимали и остальные.

Краев вызвал сержанта Веселкова. Тот, как обычно, выглядел бодрым, даже улыбался:

– Чего веселишься? – пробурчал Семенюк. – Или водкой разжился?

– Водки нет, а счет за эти дни я на шесть фрицев увеличил. Может, больше.

– Шесть, восемь, какая разница!

– Егор, – не обращая внимания на бурчание артиллериста, сказал Краев, – бери с собой старшину, и постарайтесь добраться до батальона. Расскажешь ситуацию, передай, что лейтенант Краев решил прорываться из окружения. Штук десять противотанковых гранат захватите на обратном пути.

– Я с ними пойду, – вскинулся артиллерист Семенюк.

– Куда тебе с одной рукой!

– У меня «наган» есть, а сидеть здесь дальше я не собираюсь. Рука опухла, ждать, пока отвалится?

Трое бойцов двинулись в ту сторону, где, по их мнению, находится штаб батальона. Семенюк не отставал и отчаянно матерился. На нейтральной полосе их обстреляли, но все трое успели нырнуть в заросли мелкого сосняка.

Переводя дыхание, сидели на снегу. Роман Семенюк, сунув воспаленную руку в снег, кряхтел:

– Где этот штаб? Может, смылись давно.

Старшина Снитко, не слишком привыкший к боевым делам, беспокойно озирался.

– Может, и правда нет их поблизости. А немцы везде. Прихлопнут и, как зовут, не спросят.

Неподалеку доносилась стрельба, приглушенно трещали пулеметные очереди.

– Воюет батальон, – сказал Егор Веселков. – С километр отсюда.

– Пока этот километр одолеем, – начал было старшина, но Егор перебил его:

– Тише. Кто-то идет.

Через несколько минут увидели немецкий пулеметный расчет. Трое в длинных серо-зеленых шинелях тащили пулемет «дрейзе», диски, еще какие-то боеприпасы.

– Обкладывают роту со всех сторон, – прошептал старшина. – Установят свой «машингевер» и обратную дорогу перекроют.

– До обратной дороги еще дожить надо, – тихо проговорил Веселков. – Они, кажется, прямо сюда направляются.

У старшины был карабин, у Егора Веселкова – самозарядная винтовка «СВТ», у раненного артиллериста кроме «нагана» имелась граната-«лимонка». Егор, опытный охотник, надеялся в этой ситуации только на себя.

Старшина был тыловик, артиллерист Семенюк, хоть и опытный солдат, измучился и ослабел от воспалившейся раны.

– Подпустим поближе, – предупредил Веселков обоих временных подчиненных. – Как минуют вон те сосенки, стреляем по моей команде.

– Близко слишком, – засомневался Снитко. – Если увидят первыми, скосят из пулемета.

– Не шевелитесь, тогда не заметят.

Егор Веселков протер затвор «СВТ». Эти самозарядные винтовки считались среди бойцов оружием ненадежным. Часто застревали в магазине патроны или заклинивало затвор.

Происходило это в основном по вине самих красноармейцев. Десятизарядные скорострельные винтовки требовали постоянного ухода и тогда работали безотказно.

Сержант Веселков привык к своей самозарядке и не собирался менять ее ни на трехлинейку, ни на трофейный автомат.

Немцы шли неторопливо, полагая, что русских поблизости нет. Рота красноармейцев зажата в кольце, батальон оттеснен танками. Осталось дождаться подмоги, добить роту, потрепанные русские батальоны и продолжить наступление на Москву.

Один из помощников командира расчета, молодой ефрейтор, со смехом рассказывал приятелю, как неделю назад шарили по домам в поисках теплых вещей и женщин.

– Молодые сбежали в лес. Знают, что мы их не упустим. Остались одни старухи. Я приглядел бабу лет за сорок и потянул ее за руку. Прогуляемся в соседнюю комнату, фрау!

– Я слышал эту историю, – перебил его приятель. – Она ругалась, как пьяный сапожник, и даже хотела ударить тебя сковородкой.

– Ничего подобного, – врал молодой немец. – Она согласилась. Но потребовала банку консервов и пачку сигарет.

– Опять врешь! Русским колхозницам партийные комитеты запрещают курить.

– Твоей жене ты тоже запрещаешь ходить к соседу, а они давно снюхались и плюют на тебя.

Молодой пулеметчик, женившийся всего год назад, задохнулся от возмущения:

– Сплетник. Ты…

– Русские впереди. Ложись! – негромко скомандовал унтер-офицер, командир расчета.

Он увидел троих красноармейцев чуть раньше, чем сержант Веселков нажал на спуск.

Пуля вырвала клок шинели вместе с погоном. Двое других солдат из расчета так же быстро бросились в снег. Старшина Снитко промахнулся, а Роман Семенюк стрелял из «нагана».

– Не дури, – пригнул его к земле старшина, передергивая затвор. – На таком расстоянии «наган» бесполезен, а пулю в лоб словишь запросто.

Ситуация сразу осложнилась. Вяло бредущий унтер-офицер не забывал оглядываться по сторонам и опередил их. Сейчас он возился с пулеметом, затем дал одну и другую очередь, не поднимая головы.

Старшина Снитко оказался бойцом решительным и выстрелил еще раз, хотя цели толком не видел. В ответ получил очередь, которая срезала полдесятка веток с сосны.

У пулеметчика закончился короткий магазин на двадцать четыре заряда. Он протянул руку и скомандовал ефрейтору:

– Дай сюда барабанный диск, я устрою им веселую жизнь. И вы тоже стреляйте, не ловите ворон.

На этот раз опытный охотник Егор Веселков не промахнулся. Пуля ударила унтер-офицера в лицо. Из нижней части затылка брызнула кровь, массивную каску сорвало с головы.

Брызги попали ефрейтору на протянутую руку. Он никогда не видел, чтобы кровь текла такой струей. Добротные подкованные сапоги смертельно раненного унтер-офицера дергались, разбрасывая снег.

Если ефрейтор снова сунулся в снег, то третий солдат из расчета открыл огонь из автомата. Роман Семенюк отложил «наган» и, выдернув зубами кольцо, швырнул «лимонку». Граната не пролетела и половины расстояния, взорвалась, подняв фонтан снега.

Автоматчик сменил магазин, но в него выстрелили одновременно и Веселков, и Снитко. В этот же момент ударил длинной очередью «дрейзе». Пули пробили артиллеристу плечо и грудь. Следующая очередь выбила кору и щепки из соснового ствола. Шустрый ефрейтор стрелял, не жалея пуль.

Его погубила растерянность. Рядом ворочался в агонии унтер-офицер, полз неизвестно куда раненый товарищ, за ним тянулся по снегу кровяной след.