для сали-боти. Едва увидев, что она зарумянилась, Первин потянулась за металлическим дуршлагом и тут вспомнила совет Бехнуш.

– Дайте мне, пожалуйста, бумаги, – попросила она у Пушпы.

– Бумаги? – Пушпа принялась рыться в шкафу.

Картофель стремительно превращался из бледно-желтого в золотистый. А Пушпа так и не нашла бумагу.

Первин озарило: на столе в прихожей она видела номер газеты «Стейтсмен».

Первин выскочила из кухни, схватила газету, вернулась, расстелила в два слоя на разделочной доске. Окунула дуршлаг в масло, подхватила хрустящие ломтики, переместила на газету. Опустошив кастрюлю, добавила туда масла и оставшийся картофель.

Вернулась Бехнуш с тяжелой банкой молока в руке. Жизнерадостно сказала:

– Приготовим торт со сливочным кремом, о котором ты так мечтала. Ну, как там картошка?

– Вот она, – указала Первин.

Увидев безупречно зажаренную картошку, Бехнуш ахнула.

– Ты ее выложила на газету?

– Да, я…

– Газету, с печатью! Да ты посмотри! – Бехнуш встряхнула газету – оказалось, что снизу дивные палочки картофеля перемазаны черным.

Первин захлестнул ужас.

– Ой-ой. Я торопилась, я не думала, что краска отпечатается…

– Какая глупость! Испортить хороший продукт! – Бехнуш продолжила свою тираду, у Первин от стыда закружилась голова. – Да как могло кому-то – особенно девушке из богатой семьи – прийти в голову положить дорогой жареный картофель на грязную бумагу? Пять крупных картофелин на выброс, и масло потрачено зря!

– Я пожарю заново, – вызвалась Первин. – Если найдется бумага для просушки. В кухне ее нет…

– Картофеля в доме нет тоже. Придется послать Мохита на рынок. – Бехнуш повернулась и принялась что-то кричать по-бенгальски Мохиту, который по ходу кулинарного урока решил передохнуть.

– Простите меня, – сказала Первин, чувствуя себя полной идиоткой. Ни за что она не подаст такой картофель ни Сайрусу, ни кому бы то ни было. Но сколько еще часов придется теперь провести в жаркой и душной кухне?

Будто почувствовав ее мучения, Бехнуш сказала:

– Да ладно. Мохит потом доделает сали. Помнишь, как перебирать дал?

– Конечно. – Разглядывать сухой желтый дробленый горох – занятие нудное и противное, за последние пять дней она занималась этим уже четыре раза. Начала подозревать, что далвалла специально подмешивает в горох камушки того же цвета и размера: настоящий кошмар для того, кто хочет приготовить что-то удобоваримое.

Остаток утра прошел просто ужасно и завершился ленчем в час дня. Первин с трудом проглотила пористый, напичканный специями оффал[57], который подали с простым рисом и далом. По крайней мере, на тарелку ей ни одного камушка не попало. Они со свекровью ели вдвоем, молча.

В конце трапезы, когда Мохит налил им в чашки чаю, где было слишком много имбиря, Первин подумала, как бы ей посоветовал поступить отец. Он собственные оплошности всегда заглаживал элегантно: извинялся перед клиентами, приглашал адвокатов и судей с противной стороны на ужин или коктейль.

– Мне очень хочется быть хорошей невесткой, – сказала Первин.

Повисло молчание, нарушить которое она не могла. Отец научил ее, что если ты говоришь торопливо, без пауз, то тем самым смущаешь собеседника, а себя выставляешь пустозвоном.

Наконец тяжкий вздох. Первин подняла глаза от тарелки и поймала на себе оценивающий взгляд Бехнуш.

– Ты правильно воспитана, – сказала Бехнуш. – У тебя хорошие манеры. Может, мать и не научила тебя готовить, а говорить хорошо научила. Я не ожидаю, что ты станешь готовить постоянно. Не для того мой сын на тебе женился. Он женился, чтобы у его детей была хорошая мать, чтобы его жена заняла достойное место в общине.

«Он женился на мне, чтобы радоваться, – подумала Первин. – Чтобы ночи были страстными, чтобы рядом был близкий друг, с которым можно и пошутить, и поделиться горем». Но Бенуш явно хотела слышать не это. Первин тихо произнесла:

– Вы так прекрасно готовите, мне никогда с вами не сравняться.

– Любой мужчина больше всего любит материнскую еду, это верно. Но ты не переживай, все получится. – Бехнуш откинулась на спинку стула и от души рыгнула. – Я переела, пойду полежу после ленча. Мохит приготовит сали и овощное карри на ужин. И торт со сливочным кремом, который ты так любишь.

– Поучиться мне у него? – Первин подумала, что с невозмутимым поваром ей будет легче, чем с Бехнуш.

– Нет, он ничему тебя толком не научит. Я выполню свой долг – в другой раз.

Два часа дня. Как же тихо в доме, когда Бехнуш спит. Первин сидела за письменным столом, заставляя себя закончить письмо родителям. Вот только после утренних событий немного странно был писать о том, как прекрасна ее жизнь в Калькутте.

В последнем письме мама спрашивала ее, съездила ли она в колледжи Бетюн и Лорето – два места, где можно было получить степень бакалавра свободных искусств, например по английской литературе или педагогике. Камелия написала: «Твоя сила – в словах. Почему бы ими и не заняться?»

Первин поначалу щетинилась, когда Камелия начинала вмешиваться в ее жизненные планы, однако после хозяйственных мучений в обществе Бехнуш поняла, что учеба в колледже как минимум станет законным предлогом для отсутствия в Сакат-плейсе в дневные часы. Родители открыли ей счет в банке «Грендлейз», так что просить денег не придется. Так вообще-то было не принято, но это избавляло Первин от необходимости спрашивать согласия свекра и свекрови. Выяснилось, что Сайрусу выплачивают не жалование, а определенную сумму из семейных денег. Его даже радовало, что деньги на ее счету обеспечивают им уверенность в завтрашнем дне.

Хотя утром Первин и просила Сайруса съездить с ней в Бетюн, она понимала, что план этот осуществится не скоро. Помимо прочего, у него была очаровательная, но досадная привычка отвлекаться на другие вещи. Поскольку Сайрус все дни проводил на работе, Первин, как правило, соглашалась на все, что он предложит. Но сегодня ей выпал такой дар – немного времени для себя. Раз уж Бехнуш освободила ее на вторую половину дня от готовки, можно съездить в колледж в Северной Калькутте и самой.

Первин подошла к книжной полке, вытащила карманный путеводитель по Калькутте – его ей оставили родители. В одном из разделов были подробно описаны маршруты трамваев, стоимость билетов, приведены карты центра города и окраин. Колледж Бетюн находился на Корнуоллис-стрит, большой магистрали, пересекавшей город с севера на юг. Пешком до Корнуоллис довольно далеко, зато там можно сесть на трамвай.

Первин пошла в ванную – вымылась и переоделась в хорошее повседневное сари из кремово-голубого шелка. Взяла кремовый зонтик, вместительную соломенную сумку, положила в нее конверт со школьным аттестатом и оценками из колледжа. Прихватила двадцать пять рупий на случай, если в