их автомобиле имелся телефон, который, в отличие от прототипов мобильных, отлично работал. Настроение команды NBC внезапно изменилось: они уже не с ужасом ждали забронированное интервью с Шабовски, а с нетерпением его предвкушали. Это будет эксклюзив, который хотели бы заполучить все. Нойберт начала про себя планировать, как им поскорее выйти из аудитории и подготовиться к беседе.

Раздавались новые вопросы, например: «Касается ли это Западного Берлина?» Шабовски не ответил. Вопрос прозвучал снова. Шабовски неохотно взглянул на текст еще раз и к своему удивлению обнаружил в нем слова «Берлин (Западный)». Взволнованный и удивленный, он подтвердил, что это объявление относится и к Западному Берлину. Это вызвало еще больше вопросов, которые журналисты выкрикивали, заглушая друг друга.

Наконец Дэниел Джонсон – зарубежный корреспондент из британской Daily Telegraph – встал и громко спросил: «Что теперь будет с Берлинской стеной?» Внезапно комната погрузилась в тишину: все с нетерпением ждали ответа, но вместо него тянулось долгое и напряженное молчание. Казалось, будто Шабовски вдруг утратил дар речи. Наконец член восточногерманского Политбюро прервал томительную паузу следующими словами: «Мне напомнили, что уже семь часов вечера. Это последний вопрос, да, прошу отнестись с пониманием!» Затем Шабовски неожиданно попытался связать статус Стены с мучительно медленным процессом разоружения, заявив, что вопросы насчет границы «определенно будут решаться положительно, если ФРГ и НАТО выполнят свои обязательства и осуществят разоружение, подобно тому как ГДР и другие социалистические страны уже сделали некоторые предварительные шаги». Это сбивчивое заявление повисло в воздухе, Джонсон и остальные все еще ждали ответа на вопрос о Стене, а Шабовски отрывисто сказал «Всем большое спасибо!» и закончил пресс-конференцию. На часах было 19:00:54. Он намеренно завершил пресс-конференцию, не определив судьбу Берлинской стены. Эта задача в результате была оставлена участникам мирной революции, случившейся той же ночью.

В тот самый момент мэр Западного Берлина Вальтер Момпер находился по свою сторону Берлинской стены. Он был на восемнадцатом этаже здания Шпрингера – возвышавшегося над Стеной небоскреба, построенного издателем-антикоммунистом Акселем Шпрингером. Момпера пригласили туда на церемонию вручения наград победителям автомобильного конкурса «Золотой руль», учрежденного издательской группой Шпрингера. Чуть раньше до него дошел слух о том, что центральный комитет на своем заседании в Восточном Берлине обсуждает тему заграничных поездок. Но в последнее время подобные слова звучали не раз, и все они оказывались неправдой, поэтому, как позже вспоминал мэр, в очередном слухе он тоже усомнился. Момпер был настроен столь скептически, что, упомянув между делом об этой информации ответственному за транспорт в Западном Берлине, о слухе он совсем забыл. Эта новость неожиданно напомнила о себе, когда одновременно водитель Момпера и Бруно Вальтер – редактор входившей в группу Шпрингера газеты Berliner Morgenpost – ворвались в церемониальный зал и подбежали к мэру. Водитель сообщил, что телефон в его машине звонит не переставая; редактор же, который пропустил церемонию, чтобы посмотреть пресс-конференцию Шабовски в прямом эфире по телевизору в офисе внизу, рассказал мэру о том, что он услышал.

Сначала Момпер решил пойти в офис Вальтера и посмотреть запись пресс-конференции. Мэр не переставая ходил вдоль окна и смотрел на Стену внизу. Вечерний туман отражал лившийся из окон яркий свет. Было примерно 19:15, 9 ноября, и Момперу было очевидным, что «все выглядело так же, как и всегда». Позже он вспоминал, как думал об «этой холодной полосе, причине нашего немецкого несчастья», и о том, что она не подает никаких признаков перемен. В тот момент Момпер ничуть не сомневался, что любая «попытка бежать» через Стену «была бы, как и раньше, самоубийственной».

Изучив возможные варианты, вскоре мэр составил план действий. Он не вполне понимал, что означала пресс-конференция Шабовски, но решил остаток ночи руководствоваться принципом «так, словно». Действуй так, словно передвижение через Стену открыто. Действуй так, словно самым естественным для берлинцев было бы праздновать воссоединение. Действуй так, словно главные проблемы (например, каким транспортом воспользуются восточные берлинцы, очутившиеся на Западе) стали совершенно рутинными. Мэр осознал, насколько полезным было обсуждение подобных моментов с коллегами, когда они размышляли о пространных замечаниях Шабовски, сделанных им 29 октября, и о том, близится ли «День Икс». Теперь те размышления помогут ему известить СМИ и придать вес его будущим высказываниям. Словом, Момпер планировал действовать так, словно он был уверен, что граница открыта и осталось уладить лишь практические вопросы, в результате чего правящему режиму ГДР стало бы очень сложно аннулировать заявления Шабовски.

Чтобы реализовать этот план, Момпер направился прямиком в студию SFB – западноберлинского телеканала, на котором работал Ян. Мэра сопровождала полицейская машина с сиренами и мигалкой. Добравшись до студии и попав в прямой эфир, Момпер объявил – со спокойствием, совсем не отвечавшим его внутреннему состоянию, – что ночь, о которой разделенный Берлин мечтал целых двадцать восемь лет, настала. Не вдаваясь в подробности, которые все равно были ему неизвестны, он сухо рассказал о возможностях использования общественного транспорта. Он призвал восточных немцев оставить свои автомобили дома и поехать на автобусах и поездах. Момпер рассчитывал, что его комментарии достигнут необычайно широкой аудитории как в Восточном, так и в Западном Берлине – благодаря важному футбольному матчу, который все должны были посмотреть. Он продолжал говорить в таком ключе некоторое время, думая при этом: «Просто действуй “так, словно”, и это усилит давление» на режим ГДР.

Тем временем по другую сторону Стены, слушая выступление Шабовски по телевизору в советском посольстве, Максимычев чувствовал себя так, словно восточные немцы вонзили ему нож в спину. У него на уме было свое «так, словно». Эти восточные немцы ведут себя «так, словно» они вправе решать судьбу Берлинской стены, гневно подумал он; такого права им уж точно никто не давал. «Прежде никто ни словом не обмолвился о Западном Берлине», – сетовал впоследствии Максимычев. Ярость овладевала им. Как мог этот Шабовски без разрешения Советского Союза посметь сказать, что текст касается границ Западного Берлина? Что теперь должно делать его посольство? Что подумают западные союзники?

Остальные три оккупационные державы в разделенной Германии – Великобритания, Франция и США – удивились ничуть не меньше СССР. Новости застигли Роберта Корбетта – британского коменданта – на шикарной вечеринке в честь пятидесятилетия главы западноберлинской радиостанции. Премьер-министр Маргарет Тэтчер точно была бы не в восторге. Писали, что осенью 1989 года она поделилась своим беспокойством насчет событий в разделенной Германии с президентом Польши Войцехом Ярузельским, добавив, что «объединение абсолютно неприемлемо. Нельзя допустить аншлюс, иначе ФРГ поглотит и Австрию».

В Вашингтоне госсекретарь Джеймс Бейкер как раз обедал с