— Кажется, тебе стоит поговорить с другими старшими вампирами, — проговорила я, снова покосившись на лифты.

— Само собой, первым делом я пошел бы к Альби, — продолжал Бобби, — но он все время говорит, что не хочет переманивать чужих вампиров. Даже Дар никому давать не хочет! Говорит, у него и так хлопот полон рот — надо же управлять «Голубым сердцем».

Я поймала себя на том, что чешу шею, и с усилием опустила руку, с тоской думая о том, когда же придет Грейс. Может быть, если попросить Хари, он смилостивится и даст мне таблетку джи-зава… Надо только попросить очень-очень вежливо или очень-очень отчаянно.

— Понимаешь, — Бобби пригладил ладонью волосы, наткнувшись пальцами на серебряный обруч, — у меня никак не получается поговорить с другими Господами. Я или здесь, или на работе в «Голубом сердце». Они продают билеты на каждые пятнадцать минут, — тоже мне, нашли конвейер! Приходится кусать клиенток одну за другой, без передышки, а другие вампиры завидуют, считают, будто это такой вампирский рай, а я трачу столько сил на то, чтобы клиентки ловили полный кайф от каждого укуса, что иногда даже поесть толком не успеваю и к утру все равно голодный!

— Нечего на меня так пялиться, — проговорила я: мне стало его жалко, но при этом я опасалась, что все эти разговоры — повод пригласить меня на ужин а-ля вампир.

— Мне нельзя, ты же знаешь! — Бобби с обиженной миной шагнул ко мне. — Этот подонок мне не разрешает!

Ах да, даже у Деклана есть свои достоинства. Одно из них — то, что он запретил всем своим подчиненным вампирам вонзать клыки в меня. При этом, конечно, остается и лично Деклан, и куча других кровососов, на которых запрет не распространяется.

— Вот и хорошо, — произнесла я; голос звучал спокойнее, чем я опасалась.

— Я вот что хотел у тебя спросить. — Теперь Бобби глядел на меня с надеждой. — Я вот думал, может, ты замолвишь за меня словечко перед своей Госпожой: вдруг она согласится меня принять?

— У меня нет Госпожи! — удивилась я.

— Все говорят, что ты и Роза…

Ах, Роза — вампирша, чье тело я раньше заимствовала, когда пользовалась маскировочным заклятием. Дьявол.

Малик что-то об этом говорил: все вампиры теперь считают, будто я ее собственность.

— Роза мне не Госпожа. — Я тщательно подбирала слова. — Это другое, и не проси меня объяснять, все очень запутанно.

— Ладно, — кивнул он: объяснения его, как видно, не интересовали. — Ты ей только скажи — я сделаю все, что угодно, я слышал, что она любит, и на все согласен. — Он прижал к груди скованные руки и улыбнулся, подавшись ко мне, на клыках блеснул отсвет флуоресцентных ламп. — Я теперь все умею, каждый день тренируюсь! Серьезно, я что угодно сделаю, лишь бы оказаться подальше от этой суки Фионы.

Я предостерегающе подняла ладонь — пусть он отойдет!

— Бобби, я не могу…

— Нет! — Он схватил меня за руки, прижался к ним губами. — Прошу тебя! Я знаю, что наслать на тебя морок не получится, но — все, что захочешь… все, что захочет Роза… я все сделаю!

Холодные губы целовали мне пальцы, серебряная цепочка грохотала в ушах, словно кандалы. Я зачарованно смотрела туда, где соприкасались наши руки. Персиковые стены исчезли, приемная превратилась в громадную квадратную комнату, освещенную сотнями кремовых церковных свечей и увешанную тяжелыми багровыми драпировками, в угол выстланного каменными плитами наклонного пола вделана решетка, и реки крови…

На миг я замерла, не понимая, где нахожусь, и тут на меня обрушились воспоминания.

…Я покрепче ухватилась за цепь, соединявшую его скованные запястья, и рванула на себя. Он потерял равновесие, рухнул с коленей, спиной прямо на твердый пол. Я снова дернула за цепь, и он, визжа и отплевываясь, поехал по скользким от крови плитам и замер, содрогаясь, у моих ног. Я улыбнулась, глядя на него, — я видела лишь свежую красоту его тела, застывшую на грани между юностью и мужественностью, и не замечала столетий, таившихся во мраке его глаз.

— Как ты назвал меня, мио каро? — спросила я голосом, шелковым от соблазна.

— Ты сука, стерва и садистка! — оскалился он, между изогнутых губ показались клыки, красные от моей крови.

Я откинула голову и восторженно захохотала.

— Какие сладкие слова, любимый! — Я крутанула запястьем, мой смех прервал щелчок, похожий на выстрел, и хлыст с металлическим наконечником прочертил по голому животу очередную тонкую кровавую линию.

Он снова завизжал, пискляво, пронзительно, выгнув спину от наслаждения, пробужденного болью. Потом ухватился за соединявшую нас цепь, притянул меня к себе, заставил рухнуть на колени рядом с ним.

— Честью моей клянусь, — простонал он, — я переломаю все твои косточки, паскуда. А потом трахну тебя, пока ты будешь в отключке.

Я вся напряглась от голода и вожделения, жидкий жар пылал между ног, и я облизала клыки, чувствуя сладкий лакричный привкус собственного яда.

— Конечно, мио каро, все, что захочешь, — выдохнула я, не в силах совладать с возбуждением, и нагнулась, чтобы поцеловать его. — Но сначала моя очередь пить кровь.

— Черт побери!!! Что это за дьявольщина?! — Крик Бобби вернул меня к действительности.

Я глядела в его потрясенные серые глаза, не в силах вымолвить ни слова.

— Это какое-то воспоминание, да? — Теперь его серые глаза были уже не потрясенными, а изумленными, это большая разница. — Я поймал какое-то твое воспоминание — твое и Розы!

Зараза! Я все это чувствовала, прожила, словно свое! И я знала этого мальчишку, точнее, этого кровососа, я знала, как его зовут — Бастьен, — и знала, что он получил от этих игрищ столько же удовольствия, сколько и Роза. И еще я знала, что обещание он дал всерьез. Бастьен был Автарх — мало того, он был мой суженый…

Меня бросило в пот, к горлу подступила тошнота, и я сжала губы, чтобы сдержать рвоту. Бастьена здесь нет. Он мне ничего не сделает. И вообще это не мое воспоминание, это случилось не со мной! Во рту стало кисло и мерзко. Это Розино воспоминание. Тогда какого лешего оно делает у меня в голове?!

— Послушай, — перебил мои размышления Бобби, — то, что я видел, меня совсем не напугало, понимаешь? Я все равно хочу, чтобы ты спросила Розу…

— Я же тебе сказала, я не могу ни о чем спрашивать Розу, — рассердилась я.

Как мне, интересно, с ней разговаривать, если я даже не знаю, где она и жива ли — в противоположность ее телу? За последний месяц я ни разу не пользовалась маскировочным заклятием… Стоп, а вдруг именно поэтому у меня появились чужие воспоминания? Вдруг чары испортились?!

— Прошу тебя! — чуть не плакал он, стиснув мне пальцы. — Я прямо не знаю, как быть! Если ты чего-то хочешь… кусать тебя мне нельзя, но я красивый, говорят, очень хорош в постели, в сексе умею делать все на свете, а если тебе нужно что-нибудь другое…