– Даже так?! – вздёрнул брови Тимур. И улыбнулся. Умела эта пигалица… поднять настроение. Пигалица-то пигалица, но она – их врач, и неплохой, раз поставила на ноги. Уважали.

Напряжение ушло, астронавты расслабились. В её словах был сермяжный смысл: на Маури селились в основном «бездетные», семейные же предпочитали Кроско, и эти прослойки взаимно друг друга не переваривали, старались не пересекаться. «Бездетными» называли тех, кто предпочитал жить ради себя любимого, не обременяя свою бесценную личность родственными узами или тем более родами. Воспитанные в интернатах, они считали правильным и всех детей там воспитывать. А для воспроизводства населения сдавали семенной материал.

– Я правильно понимаю – из Маури в Кроско вы двинули напрямик?

– Конечно, – пожал плечами Сергей. – По кратчайшему пути.

– Не пойму. Как вы, такие умные, опытные – и решились лететь через Бермудову Яму?

– Через что? – оторопел дед. Он и прокладывал тот маршрут.

– Здешний фольклор. В этой области нередки аварии. Местные эту Яму за парсек облетают.

Дед покраснел до ушей.

– Дык это… Официально-то информации не было!

– Не нашли ничего потому что. А искали. Учёные приезжали, военные… чем только ни просвечивали! Чисто, сказали. Но местные всё равно сюда ни ногой.

– Мы ж не местные… и нас торопили освободить стоянку. – Сергей тоже заметно расстроился. Оправдывайся, не оправдывайся, а вина за аварию – на нём.

– Зато, – из люка высунулась всклокоченная голова, – теперь все в сознании! И руки-ноги растут!

Да, руки-ноги отрастали со скоростью, не поддающейся осмыслению, – за месяц вымахали вполовину от прежних, позволив «инвалидам» жить и работать наравне со здоровыми. А здоровые привыкли к необычному виду «отрастающих» и воспринимали их равными.

Зато с техникой – наоборот. «Умерла» не только вычислительная и электронная, но и вся сколь-нибудь сложная техника. Встали часы. Хорошо, дед носил механические – только они и шли. И то, несколько раз на дню приходилось разбирать и чистить, иначе вообще не смогли бы время определять: смены дня и ночи не наблюдалось – всегда ровный кофейный свет и затянутое серой хмарью небо.

Шёл третий месяц пребывания в пузыре. Астронавты – вроде бы и рукастые, особенно механик с бортинженером, – но не могли починить ни единого прибора, тем более создать что-то новое. Психовали поначалу. Потом привыкли.

Стремление творить неуклонно гасло. Стали больше отдыхать, меньше нервничать. Спали всё дольше…

Тогда и пригласил Кузьма Петрович команду на «серьёзный разговор». Предупредил, что начнёт с «лекции», и чтобы слушатели настроились к восприятию «сложного, но чрезвычайно актуального материала».

Экипаж прибыл в рубку точно в срок и лениво распластался по углам.

Специально для «новеньких» Кузьма Петрович попросил Лину повторить про энтропию, начать с «трёх начал» и закончить «демоном Максвелла». Слушали её с интересом – это же Лина, единственный представитель женского полу! к тому же ещё и врачиха! – её всегда слушали с интересом.

– Подытожу, – длинно вздохнул профессор. – Энтропия во Вселенной возрастает – так уж устроена наша Вселенная. Рост энтропии – это рост хаоса. Усреднение, деградация, разрушение, умирание. Стрела времени – это стрела энтропии.

На квантовом уровне то же самое – энтропия возрастает. Но! Уже в начале двадцать первого века учёные научились создавать такие хитрые условия, что в энергетически изолированной системе энтропия сначала росла, запутывалась… термин «запутывание» в квантовом понимании – знаком? Молодцы. Система начинала коррелировать с резервуаром… И тут проделывалось некое квантовое действо – вступал в дело демон Максвелла. И система начинала раскручиваться обратно, вспять во времени, возвращаясь в исходное состояние – на данном этапе энтропия уже убывала.

Почему бы и на макроуровне не допустить наличие таких областей, в которых энтропия убывает? Стрела времени здесь как бы поворачивает вспять – процессы движутся в сторону усложнения и порядка.

Так вот. Наш пузырь – и есть такая область, где энтропия убывает.

И поддерживает пузырь в этом состоянии – кто?

– Демон Максвелла? – хрипнула Лина.

– Именно. И где он у нас прячется?

– Тёмная материя, подпространство, параллельная Вселенная?

– Во-от, годные версии.

Народ молчал, переваривая.

– А теперь посмотрим друг на друга! – продолжил Кузьма Петрович. – Лыбиться не обязательно. Что скажете про внешний вид?

– Помолодели… выздоровели… красавцы-мутанты… – раздался нестройный хор голосов.

– Мы что, скоро в детей превратимся, раз стрела времени повернулась? – спросил Тимур.

– Ответ на ваш вопрос – вот. – Профессор указал на Лину.

Она сконфузилась от всеобщего внимания, спряталась за отца.

– Мы движемся по стреле обратного времени лишь в начале процесса: раны затягиваются, конечности отрастают, оболочка корабля восстанавливается. Достигнув оптимума, процесс сворачивает с наезженного пути, потому что банально молодеть – слишком просто, а то и вовсе неоптимально, как в случае с Линой. Выбирается путь к большей сложности и порядку. Покажи руки, Олег.

Руки Олега напоминали человеческие лишь в первом приближении: гнулись, словно резиновые, локоть как таковой отсутствовал.

– Хочешь локоть, – сказал ему дед, – упражнения специальные делай. А то до пола дотянет… гибкой лозой.

– А моя рука… до пола… может? – Лина дурашливо потянулась к полу.

– Наиболее быстро и заметно растут сломанные, больные части. Устоявшиеся же и здоровые элементы тоже подвержены изменениям, но гораздо более медленным. – Дед отвечал обстоятельно, серьёзно, будто не заметил шутки. – Можешь эксперимент на себе провести: левую руку разрабатывай – на перекладине виси, тянись ею, а правую – береги. Потом сравним.

– Вот уж нет, спасибочки. Это я пошутила!

– А я – не шучу. В связи с этим вопрос. Что нам делать, чтобы сохраниться? А не превратиться в нечто… застывшее и ветвистое?

– Валить отсюда, чем быстрее, тем лучше! – буркнула смущённая Лина.

– Валить – идея отличная, – усмехнулся Тимур. – Осталось придумать, как воплотить. Пульт управления в хлам, бортовые компьютеры сдохли, плазма испарилась. Техника – не чинится, непонятно чего происходит.

– Раньше как-то ракеты летали… безо всяких компьютеров и плазменных двигателей! – проворчал Кузьма Петрович.

– Так это когда было – в двадцатом веке.

– А мы что – дурнее предков?

– А конкретнее можно?

– Конкретнее – о двигателе – поговорим завтра. Возвращаюсь к главной мысли. Коллеги, внимание! – «Коллеги» уставились на профессора: никто раньше так их не называл, и они не могли сообразить – смеяться или гордиться. – Так что же нам делать, чтобы не измениться? Ответ простой: больше двигаться, думать. Да, думать! – тренируя мозги, сбиваем возможные в них наросты. Спать долго нельзя, лучше часто помалу. Кушать – много. И всегда что-то делать. Не застаиваться. Чуть застоялся – пошёл засыпать, усложняться. Компьютеры, вон, доусложнялись… Предназначение человечества, я считаю, – это сопротивляться энтропии, держать её в узде. Всегда и везде – во Вселенной ли, в пузыре. Уж такие мы, да… а иначе никак: чтобы жить самим, приходится заботиться о среде. Только у себя во Вселенной мы сопротивляемся в одну сторону – усложняем мир вокруг, сами же упрощаемся в прах. А в пузыре – наоборот: сами усложняемся невесть во что, зато вести себя надо так, чтобы энтропию вокруг увеличивать, вопреки её уменьшению. Повторяю: двигаться, думать, работать. Осознали, коллеги?